— Ты случайно не в курсе, кто-нибудь забирал пленку из того ящика, что я позаимствовал в конторе? Кто-то вытащил важную запись. Личную.
— Да нет, не думаю… Постой, минутку… Да, действительно, там что-то стерли. Стихи какие-то. Сожалею. Но экономия, знаешь ли… Как тебе последние новости? Просто дух захватывает, верно?
Отцу Джоанны Николас сказал:
— Да, эту запись и правда стерли.
— Это не так важно. Я помню Джоанну, какой она была в пасторском доме. Она много помогала в приходе. Она сделала ошибку, уехав в Лондон. Бедная девочка.
Николас снова налил виски в бокал священника и стал доливать содовой. Тот раздраженно махнул рукой, указывая, что уже достаточно. Он вел себя так, как свойственно давно овдовевшему мужчине или тому, кто не привык находиться в обществе критически настроенных дам. Николасу пришло в голову, что этот человек никогда не видел в своей дочери реальную Джоанну. Это умерило его огорчение из-за провала запланированного спектакля с чтением «Гибели „Германии“»: отец мог бы и не узнать Джоанну в этом чтении.
— Я не люблю Лондон. Никогда сюда не приезжаю без особой надобности, — признался священник. — Лишь на Собор духовенства или куда-нибудь в том же роде. Если бы только Джоанна могла обосноваться в пасторском доме…
Он проглотил виски, словно лекарство, запрокинув голову.
Николас сказал:
— Джоанна читала что-то вроде литургии перед тем, как дом обрушился. Другие девушки, те, что были вместе с ней, как будто ее слушали. Какие-то псалмы.
— Неужели? Никто, кроме вас, об этом не говорил.
Старик, казалось, был смущен. Он поболтал виски в бокале и допил до дна, как будто Николас сообщил ему, что его дочь в последний момент обратилась в католичество или еще каким-то образом, умирая, проявила дурной вкус.
— Джоанна отличалась удивительной силой веры, — пылко заявил Николас.
Поразительно, но отец ответил ему:
— Я знаю это, мой мальчик.
— Она остро понимала, что такое ад. Она говорила своей приятельнице, что боится ада.
— Неужели? Я не знал об этом. Никогда не слышал, чтобы она обсуждала такие болезненные темы. Это, должно быть, Лондон так на нее подействовал. Сам я никогда без надобности сюда не приезжаю. У меня однажды был здесь приход, в Бэламе, в мои молодые годы. Но с тех пор я все время служу в сельских приходах. Предпочитаю сельские приходы. Там находишь лучшие, более набожные, а в некоторых случаях вовсе святые души у сельских прихожан.
Это напомнило Николасу о его американском знакомом — психоаналитике, который писал ему, что собирается после войны открыть практику в Англии, «подальше от всех этих невротиков и от нашего суетливого мира вечных забот».
— Христианство в наши дни живет в сельских приходах, — резюмировал пастырь самых лучших, первостатейных овец. Он твердо поставил на стол свой бокал, как бы ставя печать на решение этого вопроса: горе утраты с каждым новым его высказыванием превращалось в горе из-за отъезда Джоанны в Лондон.
Наконец он сказал:
— Я должен пойти туда, увидеть, где она погибла.
Николас еще раньше пообещал старику отвести его к обрушившемуся дому на Кенсингтон-роуд. Пастор несколько раз напоминал Николасу об этом, будто боялся невзначай забыть и уехать из Лондона, не отдав дочери этот последний долг.
— Я пройду туда вместе с вами, — сказал ему Николас.
— Что ж, если это вам по пути, я буду вам премного обязан. А как вы относитесь к этой новой бомбе? Или вы полагаете, что это всего лишь пропаганда?
— Я не знаю, сэр, — ответил Николас.
— Просто дух захватывает от ужаса. Они должны мир заключить, если все это правда. — Шагая рядом с Николасом к Кенсингтону, священник глядел по сторонам. — Места бомбежек выглядят так трагично. Я никогда сюда не езжу без надобности, знаете ли.
Через некоторое время Николас спросил:
— А вы виделись с кем-нибудь из девушек, остававшихся вместе с Джоанной наверху, как в ловушке? Или с другими членами клуба?
— Да, — ответил священник. — Со многими. Леди Джулия была так любезна, что пригласила нескольких девиц на чай, чтобы познакомить их со мной. Вчера вечером. Разумеется, эти бедняжки все прошли через тяжкое испытание, даже те, что оказались всего лишь зрителями. Леди Джулия предложила не обсуждать произошедшее. Я полагаю, это было мудрое решение, знаете ли.