– А дальше?
– Я предупредила Робинсона, привратника, никого не впускать, вообще никого, даже через черный ход. Вокруг поместья – высокая стена. Кстати, я до сих пор не понимаю, как Гэбриэл пробрался внутрь. Так вот, я подошла к дому. В доме никого не было, и еще эта гроза – все это вызвало у меня панику, и паника росла. В общем, я схватила телефон и… – Ида откинулась на спинку стула, тяжело дыша. – Я просто потеряла голову, вот и все.
– Ваш отец знал Уайта ранее, мисс Мортлейк? – спросил Маркуис.
Этот вопрос ее встревожил.
– Да, я почти уверена, что да. По крайней мере, он знал, что я… встречалась с Гэбриэлом.
– И он это не одобрял?
– Нет, и в этом я почему-то уверена. Он никогда не видел нас с Гэбриэлом вместе.
– Значит, вы полагаете, что имелась личная причина, по которой он приговорил Уайта к порке? Я знаю, – быстро произнес Маркуис, когда Трэверс открыл рот, – что вам необязательно отвечать на это, мисс Мортлейк. Сэр Эндрю собирался посоветовать вам молчать. Но мне кажется, защите понадобится вся возможная помощь. Несмотря на ваши любезные слова в пользу Уайта, он признает, что сделал один из выстрелов. Вы это знали?
Голубые глаза Иды расширились, и краска сошла с ее лица, так что оно показалось беззащитным и (на секунду!) не столь эффектным. Она взглянула на Пейджа.
– Нет, я не знала. Но это ужасно. Если Гэбриэл действительно признал, что сделал это…
– Нет, он не признал, что именно его выстрел убил вашего отца. Вот в чем проблема.
Полковник Маркуис быстро и кратко изложил суть дела.
– Так что, как видите, нам придется привлечь к ответственности Уайта или, как говорит инспектор, лишиться разума. Знаете ли вы еще кого-нибудь, кто, вероятно, желал бы убить вашего отца?
– Нет. Наоборот, общественность его любила. Наверняка вы слышали, каким снисходительным он был. Он никогда не испытывал враждебности ни к одному из осужденных.
– А в частной жизни?
Ида удивилась:
– Частная жизнь? Ради всего святого! Разумеется, нет! Конечно, – она помедлила, – иногда… ничего страшного в том, что я говорю об этом… Порой с ним было трудно. Я имею в виду, отец всегда придерживался твердых гуманистических принципов и пытался сделать мир лучше, но порой мне хотелось, чтобы он был менее мягким в суде и на банкетах и более гуманным дома. Пожалуйста, не поймите меня неправильно! Отец был замечательным человеком, и не думаю, что он хотя бы раз в жизни сказал нам недоброе слово. Но отец любил читать лекции, снова и снова – своим ровным, спокойным голосом. Полагаю, это было для нашего же блага.
Впервые Пейдж осознал, что либеральный и снисходительный судья Чарльз Мортлейк мог быть сущим кошмаром для близких. Полковник Маркуис посмотрел на Трэверса.
– Вы согласны с этим, сэр Эндрю?
Трэверс с трудом отвлекся от собственных мыслей. Он взял со стола маленький пистолет «Браунинг» и вертел его в руках.
– Согласен? С тем, что у Мортлейка есть враги? Определенно.
– Вам нечего к этому добавить?
– Мне есть что к этому добавить, – резко произнес Трэверс. Голос его немного охрип. – Значит, это из него был сделан второй выстрел? Что ж, это меняет дело. Я не знаю, виновен ли Уайт. Но понимаю, что теперь не смогу его защищать… Видите ли, этот «Браунинг» принадлежит мне.
Ида Мортлейк издала восклицание. Трэверс с любезным видом потянулся в нагрудный карман, вынул бумажник и показал лицензию на ношение оружия.
– Если вы сравните серийные номера, – добавил он, – то заметите, что они совпадают.
– Вы собираетесь сознаться в убийстве? – спросил Маркус.
Улыбка Трэверса стала шире и теплее.
– Господь видит, я не убивал его, если это то, о чем вы подумали. Судья мне действительно нравился. Но это непривычное для меня положение, и не сказать, что приятное. Я узнал это оружие, как только вошел сюда, хотя и решил, что оно не может быть тем самым. В последний раз я видел его в своих апартаментах в «Иннер-Темпл». Если быть более точным, оно лежало в моем кабинете, в нижнем левом ящике стола.
– Мог ли Уайт украсть его оттуда?
Трэверс покачал головой.
– Это маловероятно. Я не знаю Уайта, кажется, я даже ни разу его не видел. И он никогда не бывал в моих апартаментах, если только это не было ограблением.
– Когда вы в последний раз видели оружие?
– К сожалению, я не могу ответить на этот вопрос. – Сейчас Трэверс вел себя непринужденно, словно изучая тему для дебатов. Но Пейдж сознавал, что адвокат настороже. – Пистолет был скорее частью домашней обстановки. Я могу лишь утверждать, что не вынимал его из ящика более года, он был мне не нужен. Полагаю, он пропал год назад. А может, и несколько дней назад.