На крупной конференции, посвященной вопросам морфологии, под Грацем Университет Осло представляли профессор Эдит Ринкель, профессор Фред Паульсен, доцент Ханс Хольстейн и сам Пол. Они уезжали из Норвегии в слякотный зимний день. Тогда Полу впервые удалось вдоволь наговориться с Эдит Ринкель, женщиной, которая сыграет решающую роль в истории Пола. Эдит Ринкель — непосредственный начальник Пола, она заведует отделением футурологической морфологии кафедры футуристической лингвистики. Эта женщина красива до такой степени, что выдержит сравнение с кем угодно вне зависимости от возраста.
Через несколько месяцев ей исполняется пятьдесят, так что Пол почти на семнадцать лет ее моложе. Он считает ее необыкновенно привлекательной. Кроме того, Эдит Ринкель — женщина, которая чаще всего появляется в фантазиях большинства филологов-мужчин Университета Осло в то время, когда они занимаются самоудовлетворением. Она высокая, статная и темноволосая. У нее точеная пропорциональная фигура. Она не худая, а если принять во внимание нынешний эталон женской красоты, то ее можно назвать довольно полной. Крепкая — вот слово, которое первым приходит на ум при описании Эдит Ринкель. Крепкая — это эвфемизм, часто используемый при описании толстых женщин, но Ринкель крепка прежде всего в первоначальном смысле слова: она полна сил. Ее блестящая одаренность ни у кого не вызывает сомнений. Коридорные сплетники никогда не болтают о ее интеллектуальных способностях. Ринкель не очень любят. Некоторые перед ней преклоняются, другие ее вожделеют, но большинство ее боится.
Пол начал работать в университете незадолго до конференции под Грацем. Он вступил в должность в январе, и это была первая конференция, в которой ему предстояло принять участие в качестве сотрудника кафедры футуристической лингвистики. С Эдит Ринкель он встречался во время собеседования, потом в первый рабочий день, после чего видел ее всего несколько раз в столовой. Пол все время ловил себя на том, что довольно часто думает о ней и на работе, сидя перед компьютером в своем новом кабинете и поглядывая в окно в сторону района Гаустад, и дома, на улице Нильса Абеля. Он думал о ней, когда сидел на диване и смотрел телевизор, и когда пил вино и болтал с Сири. Он думал о ней, лежа в постели и стоя под душем. Она всегда была для него именно Ринкель и никогда Эдит. Это ему казалось немного комичным, но в то же время он находил ситуацию пикантной: его забавлял тот факт, что он называет женщину, которую чаще всего раздевал в своих мыслях, исключительно по фамилии.
Он думал о ней все чаще и чаще. Он думал о ней однажды ночью, когда Сири осталась у него. Сири повернулась на бок и собралась спать, вздохнув от удовольствия и усталости. Полу нравились звуки, которые издают только что удовлетворенные женщины — несмотря на то, что в тот момент ему уже начала надоедать эта конкретная женщина, — и ему нравился запах недавно завершившегося любовного акта.
На внутренней стороне левого бедра, почти в паху, у Пола есть шрам, который с годами становился то белым, то синеватым, как прокисшее молоко. Он длиннее пачки сигарет и шире женской ладони — во всяком случае, он шире ладоней тех женщин, которые до сих пор прикладывали к нему свои руки. Они прикладывали их с сочувственным любопытством, они интересовались и расспрашивали. Что произошло? Он болит? Ты лежал в больнице? Некоторые спрашивали прямо, без обиняков, другие заходили издалека, третьи только вопросительно смотрели. («Это похоже на личностный тест, — объяснял Пол своему лучшему другу Мортену. — До сих пор не было ни одной, кто не спросил бы о шраме, и мне кажется, что я кое-что узнаю о них как о личностях по тому, как именно они об этом спрашивают», — добавлял он.)
Ни одна женщина не получила ответа. Обычно Пол нежно обнимал подругу и переворачивал так, что она снова оказывалась снизу. И скоро она забывала о своем любопытстве. («Боже мой, — интересовался Мортен, — а что ты сделаешь в тот день, когда она ничего не спросит?» — «Я женюсь на этой девчонке», — отвечал Пол. «Дурачок», — говорил Мортен.)
Пол принюхивался, как собака, к воздуху в спальне, слушал спокойное дыхание Сири, положил руку на шрам, почувствовал, что кожа на нем более тонкая и гладкая, чем вокруг. Он представил, что на шраме лежит рука Ринкель. Возможно, ее рука накрыла бы весь шрам целиком? Рука Ринкель высоко на его бедре, она поглаживает его шрам, скользит вниз по бедру и обратно, приближается к члену, а потом внезапно до боли стискивает кожу.
На следующий день после несбыточных и бесполезных фантазий, которые не оставляли его до тех пор, пока он наконец не заснул, Пол увидел Ринкель в столовой, но она не поздоровалась с ним и не ответила на его улыбку. После того как Пол начал работать, он не часто видел ее, а потом узнал, что в этом семестре она старается проводить как можно больше времени в Чикаго, в тамошнем университете, в качестве приглашенного преподавателя.