«Невероятно интересно», — сказал профессор Паульсен Полу после того, как они прослушали этот доклад в Граце. «Да-да», — ответил Пол. «Бред собачий и жалкий выбор теории», — фыркнула Ринкель и промчалась мимо них. Получилось так, что Пол с профессором Паульсеном в тот раз выходили из аудитории одновременно с исландцем. «Very interesting, I must say»,[6] — сказал Паульсен и улыбнулся Гудмундссону. «Yes, indeed»,[7] — произнес Пол — а что еще он мог сказать? «Thanks»,[8] — ответил исландец. Потом они представились друг другу, обменялись визитками, улыбками, вежливыми фразами и очевидными банальностями.
Доклад приближался к концу. Пол сосредоточился, он заинтересовался, будет ли концовка такой же, как в прошлый раз. Она оказалась абсолютно такой же, по крайней мере по мнению Пола. Ему запомнилась странная интонация последнего предложения, благодаря которой первые несколько секунд после завершения доклада Гудмундссона никто не мог понять, что он закончил. Сейчас произошло то же самое, и аудитория наполнилась выжидательной неспокойной тишиной, после чего раздались первые неуверенные хлопки. Остальные подхватили их, прозвучали нерешительные вялые аплодисменты, как будто в действительности никому это все не интересно, как будто никто не слушал, как будто все хотели бы находиться в другом месте. Исландец сделал легкий поклон, собрал свои бумаги и вышел из аудитории. Красные пятна на его лице и шее исчезли. Он стер тыльной стороной ладони пот со лба и выглядел удовлетворенным и довольным. Он внес свой вклад в науку, теперь можно отдохнуть.
Многие ученые затрудняются выступать на конференциях, несмотря на то что они привыкли преподавать, несмотря на то что они совершенно четко осознают, что публике наплевать на доклады, которые она слушает, и несмотря на то что большинство докладов уже звучало раньше на других конференциях в других городах и в других странах. В самом начале, когда Пол только стал стипендиатом, он испытал настоящий шок, когда понял, что сотрудники университета ездят на конференции по всему миру и выступают друг за друга с одними и теми же докладами. Одни и те же шутки, одни и те же мультимедийные презентации, одни и те же резюме (или тезисы, на использовании именно этого слова настаивают норвежские лингвисты). Названия докладов раз от раза немного меняются, так что ученый смело может подавать заявление на командировку и небезосновательно рассчитывать на ее получение, а после возвращения включить доклад в список научных достижений учреждения, в котором он работает. За прошедшие годы этот шок сменился смирением, теперь Пол довольствовался тем, что наблюдал за происходящим и клялся себе, что всегда будет писать для выступлений новые доклады, или, во всяком случае, переписывать их настолько основательно, что их можно будет считать новыми практически без зазрения совести.
В фойе перед аудиторией подавали напитки и легкие закуски. До сих пор шли три параллельных заседания, и вот теперь у всех участников наступил общий перерыв, и они собрались в большом, покрытом ковролином зале. Они стояли группами и тихо беседовали друг с другом, на груди у всех белые беджи с именами, а под мышками — папки с логотипом конференции. «Very interesting paper! I don't think we've met»,[9] — говорил профессор Паульсен Гудмундссону, они пожали друг другу руки, а потом Паульсен засунул правую руку в сумку, а исландец — в карман пиджака, после чего они обменялись визитками. На карточке Паульсена написано: «Head of department»,[10] он заказал 2500 штук сразу после назначения на должность заведующего и считает своей обязанностью распространить как можно больше из них.
В фойе вошла Ринкель. Она наверняка была в туалете, и Пол был уверен, что может различить свежий слой помады на ее губах. Юбка голубого платья из чистого шелка обвивалась вокруг ее ног, в то время как она, полная энергии и уверенности в себе, шествовала по залу. На ногах у нее были босоножки на высоком каблуке точно такого же цвета, что и платье. Подбородок поднят, глаза слегка прищурены. Они глядели вокруг, как прожекторы, словно сканируя помещение. Ринкель скользнула взглядом мимо Пола, по коже которого побежали мурашки, но Ринкель не медлила ни секунды, стремительно шла через зал, внимательно рассматривая всех присутствующих. Наконец она увидела то, что искала: Джека Миллза. Выражение ее лица изменилось, когда она направилась по прямой в сторону Миллза. Черты лица стали более мягкими, менее суровыми. Она прибавила шаг и, не замечая этого, задела бокал пухленькой молоденькой девушки, на футболке которой остались темные пятна от минеральной воды, хотя эта футболка трудноопределимого серо-зеленого цвета и без того выглядела не лучшим образом.