Но Пол не заметил отсутствующего взгляда Александра и не догадался о том, что его член начал твердеть, Александру же было совершенно неинтересно, почему Бентсен сегодня так воодушевлен.
Сразу после пары, держа под мышкой заметки, с испачканными мелом пальцами правой руки, Пол решительно направился к кабинету Нанны. У него был предлог зайти к ней: он прочитал в электронной библиотеке кафедры, что Нанна Клев взяла библию футуристической лингвистики «Необходимость языка для современного общества», а ему крайне необходимо было заглянуть в эту книгу, чтобы кое-что уточнить. Он постучал в дверь и оказался в ее кабинете.
Наверное, Пол на пару секунд лишился сознания, потому что следующее, что он помнит, это то, что сидел на стуле для посетителей и смотрел на нее. На ее милое светлое лицо цвета парного молока с медом. Они обсуждали свои проекты. Он пришел в себя на середине собственного рассказа о развитии морфологии глаголов. Нанна смотрела на него не отрываясь, кивала, и кажется, она была в восторге от того, что он вещал.
— Я слышал, твоя диссертация была очень хорошо принята, — сказал Пол через некоторое время.
— Уфф, я сейчас покраснею, — ответила Нанна и спрятала лицо в ладони. Пол не видел, как она краснела, но это казалось ему очаровательным. Может, он был и не прав (и это его даже немного беспокоило), но ему нравился тот факт, что способные девушки-лингвисты могут краснеть.
Он снова стал смотреть на нее. Она поднесла чашку ко рту, вытянула губы и дунула на горячий чай. О, как бы он хотел быть чаем в чашке Нанны!
Нанна рассказала, что ей, помимо всего прочего, поручили небольшой проект о будущей локализации фонем, но она не знает, с чего начать. У Пола имелись только элементарные познания в фонологии, но он объяснял ей основные принципы своего собственного морфологического исследования. «Я покажу тебе, как я составил алгоритм, — сказал Пол. — Я помогу тебе». «Я буду носить тебя на руках всю жизнь», — думал он. А Нанна смотрела на него, и белки ее глаз чуть порозовели, как внутренняя поверхность экзотической ракушки.
В дверь постучали, и прежде чем Нанна успела как-то отреагировать, в помещение ворвалась Эдит Ринкель и кабинет сразу уменьшился в размерах. Ринкель сказала, что до сих пор не получила тезисов фонологического проекта Нанны, которые та обещала написать. Можно получить их сейчас? Сию минуту?
Нанна ответила, но не мгновенно (и от этого восхищение Пола только выросло), что обязательно сделает это, но что еще не успела разобрать все свои бумаги. Она улыбалась и уверенно, но в то же время мягко смотрела на Ринкель снизу вверх. Та хмурилась. Потом Ринкель кивнула и пошла к выходу, но остановилась в дверях. Она взглянула прямо на Пола. Светлые глаза начальницы не отрываясь смотрели в глаза Пола, и он немедленно поднялся. «Я еще зайду», — сказал он, извиняясь. Он едва не забыл свои конспекты, вспомнил о них в последний миг, развернулся на пороге и взял бумаги, лежащие на краю стола Нанны.
Через секунду он бок о бок с Ринкель шел по коридору. Пол ждал, что она что-нибудь скажет, но она молчала. «Хорошо, что Нанна Клев начала у нас работать, говорят, она очень способная», — произнес он, когда они поднимались по лестнице. Ринкель посмотрела на него и улыбнулась, но ничего не ответила.
В своем кабинете Пол сел на стул, выглянул в окно и проводил взглядом группу студентов, медленно идущих через Исследовательский парк к металлическому мосту, ведущему в Блиндерн. Потом он поднес свои конспекты к носу, сделал глубокий вдох, но не уловил аромата Нанны, не почувствовал нежного запаха, которым, по его мнению, она должна обладать. Он почувствовал только запах бумаги и очень слабый, но отчетливый запах гниющих яблок. Черт! То, что польстило ему (потому что взгляд Ринкель нельзя было истолковать иначе, чем ревность), начинало раздражать, поскольку эта женщина обладала огромной властью над ним, и из-за этого он вел себя как подросток.
Пока пол сидел в своем кабинете и нюхал бумагу, тщетно пытаясь почуять запах Нанны, Александр стоял перед дверью профессора Ринкель и не осмеливался постучать. Мимо прошли двое мужчин и посмотрели на него долгим взглядом, который показался Александру злым и жадным до пикантных новостей. Это заставило его поднять руку и постучать. Из кабинета раздался голос: «Войдите», он открыл дверь и быстро вошел в кабинет. Когда он закрывал дверь, ему показалось, что из коридора доносится смех. «Запри», — приказала Эдит Ринкель, и Александр немедленно повиновался.
Она сидела за письменным столом, склонившись над книгой, палец скользил по строчкам, он видел ее профиль. Из окна на нее падал свет. Он заметил волосы над ее верхней губой, нет, не волосы, но множество темных пушинок, как на плоде киви. Ему это нравилось. Она повернулась к нему, и усики стали совершенно невидимыми, как ни приглядывайся. Он сомневался, не показалось ли ему это. Ведь Эдит Ринкель — само совершенство. Волосы уложены очень аккуратно с прямым как стрела пробором. А если приблизиться к стрелкам на ее брюках, то можно порезаться. Ногти у нее заостренные, довольно длинные, без лака, ровные и блестящие. Но вот он заметил: кожа вокруг ее глаз смуглая, как бывает только у темноволосых людей, и в этом цвете есть что-то сексуальное, такое сексуальное, что она стала казаться менее пугающей, может быть, более человечной. И очень привлекательной.