Выбрать главу

№12. Сэмюэл Беккет «В ОЖИДАНИИ ГОДО» (1953)

Черт побери, ну конечно же! Я так и знал! Это ведь мне следовало написать театральную пьесу про двух бездомных бродяг, ожидающих своего дружка, который не придет! Ну что мне стоило – ведь это пара пустяков! И если я не значусь тут, под номером 12, то делать нечего, сам виноват.

Сэмюэл Беккет, блистательный ирландец, родившийся в Дублине в 1906 году и проживший в Париже (как Джойс) с 1936-го до самой смерти в 1989-м, – вот кто написал ее, эту театральную пьесу, написал в 1953 году и по-французски, после чего получил в 1969-м Нобелевскую премию (ей-богу, в этом списке явная передозировка нобелеатов!). Пьеса называется «В ожидании Годо», и если вы о ней никогда не слышали, значит, вы глухи, слепы или совершенно бескультурны. Двое бродяг, Владимир и Эстрагон, или, иначе, Диди и Гого, маются в бесконечном ожидании некоего Годо. Беккет вообще очень любит бомжей: еще Моллой, герой его романа, вышедшего в 1951 году[167], отнюдь не купался в золоте. Владимир и Эстрагон встречают парочку садомазохистов – Поццо, господина, и его раба Лукки, которого хозяин тащит за собой на поводке. Затем они долго спорят под деревом, а мы ждем, когда же они на этом дереве повесятся. Но в отличие от «Татарской пустыни», где эти самые татары все-таки в конце концов появляются, здесь Годо нет как нет. И, значит, героям приходится заполнять нескончаемую паузу разговором; временами «В ожидании Годо» напоминает приемную зубного врача, где пациенты нарочито оживленно беседуют, лишь бы забыть о предстоящей пытке; а еще это смахивает на ситуацию с застрявшим лифтом в каком-нибудь из небоскребов квартала Дефанс[168]. Что же до самого Годо, то он отнюдь не God (Бог): Беккет сам написал об этом: «Если бы под Годо я подразумевал Бога, то так прямо и назвал бы его – God, а не Godot». Тут-то всем все становится ясно. «Ну конечно же, Годо – это Смерть!» – с понимающим видом воскликнут зрители. Ибо «В ожидании Годо» – пьеса, где каждый зритель становится соавтором Беккета (даже если этот последний и сохраняет все права на нее).

Эта интермедия, явно менее комическая, нежели «Лысая певица» Ионеско (написанная тремя годами раньше), все-таки забавнее пьес Брехта. «Годо» навсегда пребудет самым известным произведением Беккета (переведенным на 50 языков!) и ЖЕМЧУЖИНОЙ послевоенного театра абсурда. В некие достопамятные времена драматурги вдруг обнаружили, что мы умираем ни за понюх табаку, что жизнь лишена всякого смысла и вообще – придумывать сюжетную канву и реалистических героев жутко утомительно. Но при всем том пьесы Беккета отличает вполне доходчивый юмор (хотя впоследствии автор его несколько подрастерял). «Что я должен говорить?» – «Говори: я доволен». – «Я доволен». – «Я тоже». – «Мы оба довольны». – «Ну и что же мы будем делать теперь, когда мы довольны?» Жан Ануй[169] сказал о театре Беккета: «Это „Мысли“ Паскаля в исполнении Фрателлини»[170]. Честно говоря, я так и не понял, что это – комплимент или колкость.

«В ожидании Годо» ставит проблему, которая актуальна для нас даже и сегодня, в 2001 году, и будет актуальной по крайней мере в течение ближайших столетий: если все идет к лучшему в этом лучшем из миров (согласно Панглосу и Алену Мэнку[171]), если мы перестали воевать, если мы все как один хороши и милы, если к нам вернулось процветание, доходы текут рекой, а История завершена, то как все-таки ответить на этот невинный вопросец, который одним махом возвращает нас на грешную землю: «Ну и что ж мы будем делать теперь, когда мы довольны?»

№11. Симона де Бовуар «ВТОРОЙ ПОЛ» (1949)

Для того чтобы попасть на 11-е место XX века, нужно было стать такой женщиной, как Симона де Бовуар (1908—1986), автор «Второго пола». Ибо XX век – это эпоха борьбы не только классов, но и полов. Миллионы лет мужчины угнетали женщин, и вот сегодня мы стали свидетелями того, как Жан-Поль Сартр (№ 13) побежден своей собственной женой в этом литературном инвентаре. Такова магия феминизма, без сомнения, самой важной революции века, – освободительной, последствия которой еще только начинают сказываться в виде изобретения виагры, ГПС, секс-пояса, «Сторожевых собак», fight-clubs[172], пилюли «завтрашнего дня» и женского презерватива…

Так что же потрясающего сообщает нам «Второй пол»? Отчасти это та же теория, что и в книге «Бытие и ничто» (только более доходчиво изложенная): женщина думает, что она должна быть привлекательной, нежной и пассивной, тогда как эти качества – прямой результат промывки мозгов общества. Здесь существование также опережает суть. Если бы женщине с самого рождения не вдалбливали, что она принадлежит ко «второму полу», или к «слабому полу», или к «прекрасному полу», она была бы таким же мужчиной, как все, ибо: «Женщиной не рождаются, ею становятся»[173]. Мадам Бовуар опирается не только на свое буржуазное воспитание благовоспитанной девицы, но и на литературу, в частности, на авторов, фигурирующих в нашем списке, таких, как Андре Бретон и Д. Г. Лоуренс, чтобы доказать, что женщина всегда определяется мужчиной как ЕГО супруга, ЕГО любовница, ЕГО мать. Самое неприятное заключается не в том, кем является женщина – мадонной, любовницей или служанкой, а в том факте, что она при этом ЕГО достояние, ЕГО вещь – в общем, та или иная ЕГО собственность. «Второй пол» – иронический заголовок для памфлета, который призывает не феминизировать слова, как к этому стремятся сегодня, и не бороться за равное представительство в Национальной Ассамблее, а добиваться самого упразднения этого порядкового числительного.

Симона де Бовуар, лауреат Гонкуровской премии 1954 года за роман «Мандарины», сатиру на интеллигентское парижское болото, навсегда останется, именно благодаря этому эссе, основоположником мирового феминистского движения, суть которого можно определить прекрасной фразой Лафорга[174]: «О юные девушки, когда же вы станете нашими братьями, нашими родными братьями, которых не коснется даже намек на эксплуатацию?» В своих личных отношениях Сартр и она сумели блестяще претворить эти слова в жизнь: не будучи официально женаты, не производя на свет детей, они тем не менее не расставались до конца, хотя рассказывали друг другу о своих изменах, хотя Симона была бисексуальной, а потом влюбилась в Нелсона Олгрена, стала носить тюрбан и превратилась в бобра[175] (а Сартр, следовательно, в зоофила). Короче, эта парочка мандаринов доказала на деле, что любовь возможна между представителями любого пола, при полной свободе, независимости и обмене партнерами.

Лично я думаю – и скажу об этом без утайки, – что феминизм стал единственной удачной утопией XX века. Мне, например, очень нравится, что моя невеста работает: при этом она не мелькает весь день у меня перед глазами и вдобавок приносит денежки в дом.

№10. Борис Виан «ПЕНА ДНЕЙ» (1947)

Number ten – это «Пена дней», невинная и печальная сказка, прелестная любовная история, которую Борис Виан (1920—1959) написал за два месяца, в возрасте 27 лет, изложив ее содержание в таком резюме: «Мужчина любит женщину, она заболевает и умирает». (То есть «Love Story» Эрика Сигала – просто бесстыдный плагиат!)

Фантазия… ах, фантазия! Мы-то думали, она давным-давно умерла, приконченная, задавленная, загубленная реализмом и натурализмом, автобиографиями и ангажированным романом. Однако нежная, волшебная поэзия любви Колена и Хлои переворачивает все доводы противников воображения. Нет, воображаемое совершенно не противоречит эмоциям, юмору или сатире. Можно быть в высшей степени парадоксальной личностью и одновременно бунтарем, как доказал Альбер Камю. Вот и Виан, даром что выпускник ВШИР[176] и экзистенциалист, был другом Кено, а стало быть, хорошо разбирался в сюрреализме и патафизике, которыми пронизана его изящная и причудливая идиллия. В ней Виан подсмеивается над Жан-Солем Партром (автором книги «Нечто и Ничто»), предает анафеме работу, деньги и брак, утверждает, что все на свете – и счастье, и здоровье, и любовь, и жизнь – невозможно, и одновременно описывает, как в груди у женщин вырастают водяные лилии и как съеживаются квартиры. У Д. Д. Сэлинджера, автора «Над пропастью во ржи», и Бориса Виана, автора «Сердцедёра», есть одна общая черта (помимо очень сходных названий[177]): оба писателя отвергают мир взрослых, при том что первый из них до сих пор жив, тогда как второй умер в возрасте 39 лет, в 1959 году. «Пену дней» невозможно пересказать вкратце: слишком уж хрупок этот роман, слишком светел и прозрачен, слишком полон волшебства, чтобы его разъяснял какой-то тип, восседающий в кресле перед своим «макинтошем».

вернуться

167

Имеется в виду роман «Моллой», первый из трилогии «Моллой», «Мэлон умирает», «Безымянный». (Прим. ред.)

вернуться

168

Дефанс – современный квартал высотных зданий на северо-западе Парижа.

вернуться

169

Ануй Жан (1910—1987) – французский драматург и режиссер.

вернуться

170

Братья Поль, Франсуа и Альбер Фрателлини – цирковые клоуны.

вернуться

171

Доктор Панглос – персонаж романа Вольтера «Кандид». Ален Мэнк – современный французский писатель, автор книг «Эгалитарная машина» (1987), «Новое Средневековье (1995) и др.

вернуться

172

ГПС (франц. PACS – Pacte Civil de Solidarite) – Гражданский пакт солидарности (1999), предоставивший равные права гетеро-и гомосексуальным парам. Fight-clubs – здесь: кэтч-клубы, где женщины борются на ринге.

вернуться

173

Цитата из книги Симоны де Бовуар «Воспоминания благовоспитанной девицы» (1958).

вернуться

174

Лафорг Жюль (1860—1887) – французский поэт.

вернуться

175

Прозвище, которое Сартр дал Симоне де Бовуар.

вернуться

176

Высшая школа искусств и художественных ремесел в Париже.

вернуться

177

По-французски эти названия звучат почти одинаково: роман Сэлинджера называется «L'Attrape-Coeurs», а рассказ Виана «L'Arrache-Coeur».