— Конечно, мы понимаем, — произнес Чарльз, касаясь руки Эрика, чтобы пресечь его протесты. — Мы расскажем все, что знаем.
— Полагаю, тогда мы можем идти, — проговорил Малфой. — Спасибо вам обоим еще раз. Если семья Малфоев может сделать для вас что-нибудь, просите, не раздумывая.
— До свидания, профессор Икс, — сказал Скорпиус, пожимая руку Чарльзу, а после Эрику. — Я надеюсь, что вы… будете чувствовать себя лучше, когда я вернусь. И вы тоже, профессор Леншерр, — он смотрел на них обоих с неприкрытым восхищением, но затем, взяв себя в руки, произнес почти ровно. — Спасибо, что спасли Долли.
Малфой поморщился, увлекая сына к выходу.
— Отлично, тогда начнем, — Поттер извлек пергамент и заколдованное для диктовки перо. — Пожалуйста, с самого начала.
Прошло больше часа, и только тогда мадам Помфри удалось выставить Поттера и заставить Эрика опустошить забытый стакан с синей жидкостью.
— Если я вам понадоблюсь, просто используйте вот этот звонок, я всегда услышу. Чарльз, дорогой, я… так скажем, заморозила некоторые ваши потребности тела, так что об этом можете не волноваться до утра. А теперь отдыхайте, оба, — погасив свет, она ушла.
Чарльз, который выглядел совершенно спокойно во время разговора с Поттером, позволил себе что-то вроде истерики на радостях, когда они оказались наедине.
— Эрик, Эрик, это был Гарри Поттер, Эрик! И Драко Малфой! Мы пожали руки! Гарри Поттеру и Драко Малфою. Потому что мы спасли мир, Эрик, я вполне уверен, что мы спасли мир, ты и я… миллионы жизней, по крайней мере. Ты и я, — он уткнулся в плечо Эрика, дрожа от смеха… или чего-то другого. — Миллионы людей, Эрик. Я думаю, это стоит того, чтобы быть разрезанным напополам, это неплохой вариант.
А затем это, определенно, был не смех, и все, что Эрик мог сделать — обнять его и не отпускать.
***
Даже магия не смогла вернуть к жизни нервные клетки, которые убило проклятье Шоу. Но, возможно, все же удалось бы — если верить доктору Фоли из Святого Мунго — восстановить импульс в тех, что все еще были живы, но оказались блокированными мертвыми.
Первый цикл исцеляющих заклятий вернул относительную подвижность до коленей. После второго Чарльз был способен иногда чувствовать свою правую ногу.
После третьего не произошло ничего.
Доктор Фолли одобрительно хмыкал, но было очевидно, что он разочарован и даже нервничал.
— Сегодня отдыхайте, профессор. Посмотрим, не изменится ли что-нибудь к утру.
Чарльз молчал, пока Эрик помогал ему готовиться ко сну. У них была отдельная палата в Святом Мунго; это было… полезно для них обоих — узнать, как помочь тому, чьи ноги для остального тела были мертвым грузом. Магия помогала по мелочам (можно было призвать карандаш, потому что наклониться за ним Чарльз уже не мог) и не только (например, коляска поднималась в воздух, и Чарльз мог направлять ее с помощью прикосновения во всех направлениях; заклятья помогали справляться с пищеварительной системой). Эрик еще больше начинал задумываться над тем, как магглы справляются без магии. Но даже магия не могла сделать менее унизительными моменты, когда тебя переносят из коляски на туалет на руках и контролируют, чтобы ты не упал.
Они ночевали в Святом Мунго три раза, и все это время Чарльз натянуто-весело болтал во время долгого и неловкого процесса приготовления ко сну. Сегодня он молчал, был напряжен и избегал встречаться с Эриком взглядом. Уже не в первый раз Эрик задумался над тем, не была ли бы сейчас Рейвен лучшим обществом для Чарльза. Она бы смогла растормошить его и отвлечь от мрачных мыслей. Эрику не хватало духа даже попробовать. “Пусть человек будет в депрессии, если хочет. Он это заслужил.”
Наконец, когда Чарльз был вымыт и одет в пижаму, нужные заклятья были наложены, Эрик осторожно поднял его из коляски и перенес на кровать, укладывая.
Прежде, чем он смог уйти, Чарльз обнял его руками за шею, и Эрик застыл, чувствуя неуверенность и надежду, заглядывая в голубые глаза, взгляд которых метнулся к его губам так быстро, что это было едва заметно.
Столько раз за эти пять дней со дня смерти Шоу Эрик хотел поцеловать его, коснуться его, отойти от заботы в пользу страсти, но он не мог давить на Чарльза сейчас, когда тот чувствовал отвращение к предательству собственного тела, и он не мог просить его начать то, что ничем бы не закончилось, то, чего Чарльз, возможно, даже не хотел.
Онемение ниже талии пугало слишком сильно, словно призрак, к которому и не притронешься.
Но, может быть, сейчас… может быть, он был готов. Эрик наклонился ближе.
Чарльз отвернулся.
И Эрик внезапно вспомнил, что прощен только наполовину. Это отсутствие каких-либо прелюдий между ними могло не иметь никакого отношения к ранению Чарльза.
Чувствуя холод и горечь, Эрик сглотнул и высвободился, отвлекаясь на то, что надо найти еще одно одеяло, чтобы укрыть Чарльза. Теперь тот очень легко замерзал.
Когда он обернулся, держа одеяло в руках, Чарльз вытирал слезы.
Эрик почувствовал себя так, словно ему дали в живот.
— Чарльз?
Тот вздрогнул, отмахнулся.
— Нет, нет, ничего, я просто… я в порядке, ничего.
— Да, конечно, это совершенно неважно, — отрезал Эрик, опускаясь на край кровати и беспомощно сжимая и разжимая кулаки. — Тебе больно? Я сделал тебе больно?
— Нет.
— Скажи мне.
Чарльз вздохнул, приподнимаясь, чтобы сесть, опираясь о изголовье. Сделав несколько глубоких вдохов, он вытер лицо, взяв себя в руки.
— Я не расстраиваюсь, Эрик, правда, — произнес он, наконец, пугающе спокойно. — Я понимаю. Я не виню тебя.
— За что?
— За то, что ты… не хочешь, — спокойствие начало исчезать. — Ты можешь думать все что угодно, ты ничего с этим не поделаешь, ты не можешь нуждаться в том, от кого осталась только половина. Я не буду пытаться удержать тебя, только потому что стал чем-то средним между монахом и беспомощным котенком, и это не означает…
Эрик пялился на него с мгновение с самым настоящим ужасом, затем притянул Чарльза к себе и поцеловал — жадно, настойчиво; нельзя было подумать, что он делает это из жалости, и, растерявшись всего на миг, Чарльз ответил, целуя его с отчаянием и энтузиазмом.
Они оба жадно хватали воздух, когда Эрик прервал поцелуй, чтобы заговорить:
— Ты действительно сошел с ума? Я был влюблен в тебя пятнадцать лет, ты думаешь, сейчас это изменится?
— Но ты… ты не захотел меня поцеловать…
— Ты отвернулся.
— Ты казался… Ты так думал об этом…
— Я старался не давить на тебя! Как ты вообще мог решить нечто подобное, что наши личные конфликты всего лишь половина проблемы…
Чарльз рассмеялся, слабо и только с тенью веселья. Во время поцелуя он обнял Эрика и сейчас руки не убирал.
— Снова заблуждения. Эрик, ты убил Шоу, чтобы защитить магглов и магглорожденных. Ты защитил Долли Дурсли от пули. Думаю, мы смело можем назвать это прогрессом, — он коснулся своим лбом лба Эрика, приближаясь все ближе, пока говорил, пока, наконец, их губы не соприкасались с каждым его словом. — Но не то чтобы я собираюсь останавливаться, подталкивая тебя в нужном направлении, скажем так. Метод кнута и пряника. Награды за хорошее поведение. Наказания за…
Эрик прервал его, целуя, на этот раз нежно и осторожно, с облегчением и радостью. Он аккуратно опустил Чарльза на подушки, и, устраиваясь, тот нетерпеливо потянул Эрика, чтобы тот улегся сверху. Ощущение “наконец-то” теплого Чарльза, удерживающего его рядом с собой; Эрик рвано выдохнул, обхватывая его лицо ладонями и держа, глядя как на самую бесценную вещь в мире.
“Шоу мог стоить мне всего этого”, — подумал Эрик. “Мог стоить его”.
— Не могу поверить, что я когда-то слушал Шоу, — вырвалось у него. — Не могу поверить в то, что я верил хоть единому слову, что он мне говорил. Как его магия может сделать нас лучше, если для этого нужно принести в жертву испуганного ребенка и убить миллионы невинных людей. Шоу думал, что я его питомец, но я не такой, я не хочу им быть. Я хочу быть лучшим человеком.