Я замираю и жду, пока звук растворится. Вот только…
О, ты должно быть шутишь.
Мертвая леди начинает скатываться.
Рывком я протянула руку, чтобы схватить край стола, где она лежала. Но мои пропитанные кровью перчатки скользят по дереву в тот самый миг, когда тело леди скатилось до края, немедленно заставив привести стол в движение.
Стол качнулся и врезался в следующий. А тот в следующий.
И так далее, пока пятеро из восьми трупов находящихся здесь внезапно не восприняли фразу «из праха в прах» буквально, присоединяясь к пожилой леди на полу, что выглядело как в драме «Хищник королевской ярмарки».
Ну и тут, конечно, Берилл начинает вопить.
И это не просто крик, а ужасающий вой, как орут беременные горные василиски перед родами или морские сирены, охотящиеся на моряков. Наш город славится и тем, и другим, ведь очевидно, что славиться вещами, которые могут вас убить, лучше, чем не славиться ничем. А вообще, мама говорит, что это наша собственная версия гордости за город. Что вас не убивает, делает вас неотразимыми.
За исключением Берилла, который вряд ли был неотразимым хоть раз в жизни.
Я направила взгляд в сторону его визжащего лица, которое теперь становилось цвета молока под его вытянутым носом и подстриженной челкой.
Ох, черт…
— Берилл, замолчи!
Посмотрев на меня, его выражение лица обещало мне верную дорогу в ад, куда он обязательно меня отправит. Это, или он собирается взять свои безупречно облегающие трусы и умотать к черному выходу, наружу, где моя кузина Селени бдит на страже деревенской улицы.
К сожалению, он не нападает и не суетится. Он просто продолжает кричать.
Со стоном я хватаю свой стеклянный флакон и карабкаюсь к нему под низким изогнутым сводом, в котором уже слишком сжатый воздух, и другой рукой закрываю ему рот.
— Берилл, заткнись! Ты выдашь нас!
Он отстраняется, чтобы засунуть свой изящный носовой платок обратно в рот, пока его визг сбивается в задушенном фальцете.
Его карие глаза впились взглядом в мои в этом душном пространстве, которое освещено в виде ореола двумя масляными фонарями, свисающими с балки.
— Мисс Теллур. Живот этой штуки только что пошевелился. Я считаю, что выражать свое нервное состояние в такой ситуации полностью приемлемо, учитывая, что оно…, — он сильнее сжал пальцы на платке, закрывающий половину его лица, — живое!
— Оно не живое, — я прошипела, в моей голове наконец-то закрутились шестеренки. — Тело просто вздулось. Живот отреагировал на разрез брюшной полости, который я сделала. Но если ты продолжишь пищать, мы наверняка присоединимся к нему на этих плитах!
Стеклянным флаконом, который я все еще держала в руках, указала на узкую, запятнанную маслом дверь перед нами, за которой находилось церковное помещение, и сверху висел сияющий медный колокол, и затаила дыхание. Этот колокол звонит каждый раз как кто-то входит или выходит, в частности, если мертвые действительно восстают. Будь то религиозное восхождение или восстание мертвых, добрые люди из порта Пинсбери считают, что было бы одинаково важно знать, что именно они пропускают.
Голос Берилла испускал свист:
— Что значит отреагировал? Мертвые не реагируют!
Я качаю головой, вспоминая, что об этом говорил Па.
— Иногда они шевелятся. Это нервы или желудочно-кишечный тракт. Ради бога, Берилл, ты сам захотел прийти, — я прижимаю палец к губам. — Так что цыц!
Он замолкает, но думаю, это только потому, что парень хорошенько вдохнул насыщенных паров разложения.
Я бросаю взгляд обратно на дверь в церковь и отсчитываю шесть ударов сердца, пока смотрю и жду. Священник еще не поймал меня. Однако он слышал мой ропот достаточно часто, чтобы поверить, что в комнате обитают призраки. Думает, что это наша мертвая армия — те, которые по-прежнему восстают ночью на болоте, потому что какой-то дурак забыл сказать им, что война закончилась двести лет назад.
Я жду еще чуть-чуть. Ручка не двигается и колокол не звенит. Я выдыхаю, расправляю плечи и, поворачиваясь к Бериллу, тихо говорю:
— Ты хочешь, чтобы меня и Селени отправили на исправительные работы?
— Конечно, нет, — он поворачивается к задней двери, где Селени отчетливо колотит снаружи. Звуки стука лошадей и повозок появляются, а затем исчезают.
— Они все равно не станут тебя туда отправлять. Отец твоей кузины откупит ее и убедит констебля, что ты сошла с ума. В лучшем случае, они распечатают твой портрет и повесят на доме твоих родителей, чтобы предупредить соседей. Да и вообще, я не думаю, что стал бы их в этом винить, Мисс Теллур.