Действие «Поднятой целины» происходит на Дону и рассказывает о жизни донских казаков уже после утверждения советской власти, после подавления основных казачьих бунтов.
Трагизм жизни казаков особенно ярко проявляется в сценах раскулачивания. Под раскулачивание попадает бывший партизан Тит Бородин, Фрол Рваный, Лапшинов и многие другие. Семья Гаева с одиннадцатью детьми лишена крова, имущества, пропитания и выслана с хутора. Зажиточных казаков, которые своими руками создавали свой достаток, решено было выселить за пределы края.
Главные герои романа, Макар Нагульнов, Андрей Разметнов и бывший рабочий Краснопутиловского завода Давыдов делают то, что поручила им партия. Они искренне считают, что совершают благое дело, что с помощью угроз и оружия могут привести людей к счастью. С насилием связан и эпизод раскулачивания семьи Дамасковых.
Разметнов со своей группой приходит в дом, когда вся семья в сборе, за столом. Шолохов бегло рисует семейный портрет. Глава семьи, Фрол, по прозвищу Рваный, — «маленький, тщедушный старичишка с клиноватой бороденкой и оторванной левой ноздрей». В противоположность ему жена, «дородная и величественная старуха», дочь, «девка на выданье», и сын, «похожий на мать, статный и красивый», с яркими губами и наглыми, навыкат глазами, гармонист, девичий любимец. С помощью контраста в описании внешности четы Дамасковых создается юмористический эффект. Однако дальше происходит далеко не юмористический разговор.
Разметнов объявляет, что собрание бедноты постановило выселить из дома, конфисковать все имущество и скот у Дамаскова. Фрол никак не может понять, за что его семью раскулачивают, ведь он сдал в колхоз установленную норму хлеба. Но Разметнов приводит «неопровержимый» аргумент: «Беднота постановила». По существу это самосуд. Решения «собрания бедноты» достаточно, чтобы выгнать человека из дома, лишить всего нажитого. Это беззаконие получило вполне законный статус.
Беззаконию, грабежу придается видимость законности с помощью подобных устойчивых юридических выражений. Переписывается все: кровати, перины, подушки, стулья, посуда... Когда дело дошло до гармони, Тимофей попытался выхватить ее — ведь он «лучший на хуторе гармонист», но бесполезно: у кого власть, у того и сила.
Хозяева все еще пытаются защитить свое добро, отказываются открывать сундуки. Тогда решают сундуки ломать. И тут оживляется вдруг Демид Молчун, который говорил только при крайней необходимости: «Есть у нас права ломать?» Это вопрос риторический, понятно, что права есть. Они сами их и взяли, эти права. Советская власть дала общее направление, дала свободу действий бедноте, а уж свободой каждый воспользовался, как хотел. Демид Молчун когда-то «пять лет жил у Фрола Дамаскова в работниках». Поэтому, наверное, он испытывает удовольствие от участия в раскулачивании своего бывшего хозяина. Он, улыбаясь, легко взламывает увесистый замок на сундуке. Это вызывает восхищение: «Вот бы с кем поменяться силенкой!» Физическая сила Молчуна символизирует идеологическую силу власти. Противопоставить этой силе можно было только глухое недовольство да бабьи причитания, не то и на тот свет отправить могут — «Есть права!»
Жалко выглядит попытка дочери Фрола спасти свои наряды. Она успела под шумок натянуть на себя «ворох шерстяных платьев» и от этого стала «странно неповоротливой, кургузой». Разметнову «стали противны и жалки ее мокрые, красные, как у кролика, глаза». Не отвратительно ли выглядит вся эта безобразная сцена, когда людей лишают даже одежды?
Участники «раскулачивания» все больше входят во вкус происходящего, опьяняются своей силой, распоряжаются в чужом доме уже как полные хозяева. Шолохов усиливает это впечатление повторением: «Наш теперя амбар, ты по-хозяйски!» — советуют крушащему амбарный замок Молчуну; другие в это время «хозяйничали на базу». «Работа» в амбаре кипит вовсю. «Опьяневшим от радости» «активистам» весело: «Из амбара неслись оживленные голоса, хохот, пахучая хлебная пыль, иногда крепкое присоленное слово...»
А рядом с этим Шолохов показывает уже смирившихся хозяев. Глава началась с портрета семьи и заканчивается ее портретом. Но это уже совсем другие люди. Им позволено взять с собой какие-то мелочи: женщины собирают в мешок чугуны и посуду. Фрол «по-покойницки» скрестил на груди пальцы. Он лежит на лавке уже в одних чулках — валенки «конфисковали». Тимофей уже присмирел, только «взглянул ненавидяще».
Семья уже по существу вычеркнута из жизни. Последним штрихом этого эпизода является описание нового «хозяина» — Молчуна. Он сидит в горнице в снятых с Фрола «новых, подшитых кожей» валенках и черпает «столовой ложкой мед из ведерного жестяного бака». Он ест мед, «сладко жмурясь, причмокивая, роняя на бороду желтые тонкие капли...» Дорвался...