— Тебе приснилось, — возразила Пембри. Ее голос слегка дрожал. — Я все это время сидела рядом с тобой. Ты спал. Ты не мог ничего слышать.
— Все эти дети мертвы, — сказал Эрнандес. — Все до единого. Но они же не знают об этом. Откуда они могли знать, что им дали яд? Кто смог бы напоить ядом собственного ребенка?
Я отпустил его плечо, и он снова взглянул на меня:
— У вас есть дети?
— Нет, — ответил я.
— Моей дочери, — продолжил он, — полтора года. Моему сыну три месяца. С ними нужно обращаться очень осторожно, с большим терпением. Моя жена это умеет, понимаете? — Я впервые заметил испарину, выступившую у него на лбу. — Но у меня тоже хорошо получается, то есть я не всегда знаю, что нужно делать, но я никогда не смогу их обидеть. Я их укачиваю и пою колыбельные, и… и если кто-то попытается причинить им какое-то зло… — Он схватил меня за руку. — Кто сможет дать яд собственному ребенку?
— Вы ни в чем не виноваты, — сказал я.
— Они не знали, что это яд. И до сих пор не знают. — Эрнандес притянул меня к себе и прошептал мне в ухо: — Я слышал, как они поют.
И будь я проклят, если от его слов меня мороз по коже не продрал.
— Пойду проверю, — сказал я, снял со стены фонарик и двинулся по центральному проходу.
Проверить нужно было в любом случае. Я же бортоператор, и знаю: любой неожиданный шум означает проблему. Мне рассказывали байку о том, как весь экипаж слышал доносящееся из грузового отсека кошачье мяуканье. Бортоператор кошку так и не нашел, но решил, что она вылезет сама, когда начнется выгрузка. Как позже выяснилось, «мяукала» не кошка, а скоба крепления, и она лопнула именно в тот момент, когда колеса шасси коснулись взлетно-посадочной полосы. В итоге три тонны взрывных устройств сдвинулись с места, что здорово затруднило посадку. Странный звук означает проблему, и надо быть полным идиотом, чтобы оставить его без внимания.
Я осмотрел каждую пряжку и каждую сеть, останавливался и прислушивался, пытаясь обнаружить признаки смещения, изношенные ремни… все, что может показаться необычным. Я прошел в одну сторону, в другую, даже люк проверил. Ничего. Все, как и обычно, в полном порядке.
Я снова вернулся к своим пассажирам. Эрнандес всхлипывал, закрыв лицо ладонями. Пембри сидела рядом с ним и поглаживала его по спине, как меня когда-то поглаживала моя мама.
— Все чисто, Эрнандес. — Я повесил фонарик на стену.
— Спасибо, — ответила за него Пембри, а потом добавила, обращаясь ко мне: — Я дала ему валиум, теперь он должен успокоиться.
— Я все проверил. Так что можете отдыхать.
Я вернулся к своей койке и обнаружил, что на ней лежит Хэдли, бортинженер. Я улегся на соседнюю, но уснуть так и не смог. Ужасно хотелось забыть о том, почему в моем самолете оказались эти гробы.
Не зря мы называем это просто грузом. Будь то взрывчатка или донорская кровь, лимузины или слитки золота, мы грузим их и закрепляем, потому что в этом состоит наша работа, и важно для нас только то, как бы сделать ее побыстрей.
«Это всего лишь груз, — думал я. — Но семьи, убивающие собственных детей… Хорошо, что мы вывозим их из джунглей, везем домой, к родственникам… но все эти врачи, которые добрались туда первыми, те ребята с земли и даже мой экипаж — мы все опоздали и ничего уже не можем изменить. Когда-нибудь у меня тоже будут дети, и страшно представить, что кто-то может причинить им вред. Но ведь эти люди убили своих детей добровольно?»
Я не мог расслабиться. Нашел в койке какой-то старый выпуск «Нью-Йорк таймс». Там было написано, что мир на Ближнем Востоке будет достигнут в ближайшие десятилетия. И рядом была фотография, на которой президент Картер пожимал руку Анвару Садату. Я уже начал дремать, когда мне показалось, что Эрнандес вскрикнул снова.
Я с неохотой поднялся. Пембри стояла, зажимая рот ладонями. Я решил, что Эрнандес ударил ее по лицу, поэтому бросился к ней и заставил убрать руки, чтобы осмотреть следы ушиба.
Никаких следов не было. Оглянувшись, я увидел, что Эрнандес застыл в своем кресле, напряженно вглядываясь в темноту:
— Что произошло? Он вас ударил?
— Он… он снова это слышал, — пробормотала Пембри, опять поднеся руку к губам. — Вам… вам нужно проверить. Вы должны убедиться…
Самолет качнуло, я подхватил ее под локоть, чтобы поддержать, и ее швырнуло прямо на меня. Наши взгляды встретились. И она сразу же отвернулась.
— Что случилось? — снова спросил я.
— Я тоже это слышала, — призналась Пембри.
Я посмотрел в темный проход:
— И сейчас слышите?