Мэгти визжала, когда папа укладывал ее в ванну, а мы: я, Уайти и мама — стояли вокруг и смотрели. Мэгги вырывалась и расплескивала воду, но папа продолжал ее удерживать, и вскоре она утихла. Мы молча глядели, как он очищает ее раны от сора и грязи. Пока он это делал, она не издала ни звука. Мама сжимала и разжимала кулаки, и ее губы дрожали, но она тоже молчала. Вода в ванне сначала была розоватой, а потом стала такой темной и мутной, что не было видно дна. Папа смыл с меха Мэгги похожую на смолу грязь, и вода завоняла ужасно. Он велел маме согреть еще воды, потом вылил воду из ванны и наполнил ее заново.
Отмыв Мэгги, он вытер ее полотенцем и разрешил мне и Уайти забинтовать ей туловище и ноги. Мы уложили ее на полу родительской спальни, укрыли одеялом, и она сразу уснула. Мама разрешила Уайти переночевать у нас, так что мы бросили на пол рядом с кроватью целую стопку одеял и улеглись на них; собака спала между нами, и мы могли слышать ее дыхание.
Уайти вырубился мгновенно, а я все смотрел и смотрел на Мэгги. Она поскуливала во сне и перебирала задними лапами, но так ни разу и не проснулась. Я не помню, когда задремал.
На кровати надо мной всю ночь ворочался отец.
— Это был не пес и не пума, — сказал отец, а мама велела ему говорить тише.
Утренний свет пробивался сквозь заиндевевшее стекло. Уайти тихо похрапывал рядом со мной. Морда Мэгги выглядывала из-под одеял. Мой папа расхаживал туда-сюда по кухне, и сквозь его громкий топот я различал обрывки разговора.
— На нее напало что-то злобное. Очень злобное. Оно не хотело ее убивать, потому что иначе она была бы мертва. Оно просто с ней поиграло. Это чудо, что ей удалось выжить.
Мама что-то сказала, но я не расслышал.
— Пусть не отходит далеко от дома, вот и все. Позаботься, чтобы он не шатался по округе… — Из-за стука каблуков по полу я не смог разобрать остальное.
— Как ты думаешь, Джек, кто это мог быть? — спросила мама.
Папа долго молчал, а потом буркнул:
— Не знаю.
Даже не видя его лица, я понял, что он лжет. Я уверен, что мама тоже это поняла.
Дверь спальни скрипнула, и я крепко зажмурил глаза. Мне казалось, я выжидал целую вечность, прежде чем решился снова их открыть, но когда я это сделал, мой отец стоял в дверях и смотрел на меня. Его лицо казалось очень усталым, а губы были так плотно сжаты, что я не различал их за усами и бородой.
Мэгги смогла снова нормально ходить лишь через несколько дней, а до тех пор Уайти жил у нас. Мне было только девять лет, и в то время мне даже в голову не приходило, что родителям пришлось ограничивать себя в еде, чтобы ее хватало на четверых. Ни папа, ни мама никогда об этом не заговаривали.
Наконец, отец Уайти спохватился и начал его искать. Обнаружив, что родной сын не показывался ему на глаза вот уже несколько дней, мистер Макфарланд стал бродить по улицам и выкрикивать имя Уайти, в надежде, что тот отзовется. Мой папа вышел на крыльцо и помахал ему. Мама увела нас от двери, но мы все равно слышали, как мой папа грозился «надрать ему задницу», если он хоть пальцем тронет сына или собаку.
Мы с мамой смотрели через кухонное окно, как Уайти уходит вместе с отцом, а Мэгги, вся в свежих бинтах, ковыляет за ними. Закрыв дверь, папа присел на корточки и взял меня за плечи:
— Ты слышал, о чем мы с матерью говорили в то утро?
— Нет, сэр.
Он улыбнулся одними глазами:
— Ну что ж, если бы ты подслушивал, то услышал бы, как я сказал, что понятия не имею, кто мог так порвать Мэгги. Это может быть волк или какая-нибудь дикая кошка, но кем бы ни оказалась эта тварь, она опасна. Я не сумел найти следов, так что не знаю, где именно это произошло. Завтра мы снова отправимся на поиски, но послушай меня, Джейкоб, держись поближе к дому, понимаешь?
— Да, сэр, — ответил я.
Его глаза больше не улыбались.
Осуиго не был большим городом даже в свои лучшие времена, когда деревообрабатывающая промышленность находилась на подъеме. После Первой мировой войны население уменьшилось наполовину, а потом еще наполовину во время Великой депрессии. В этом смысле Осуиго ничем не отличался от других городов. По всей стране происходило одно и то же, но мы, дети, понятия не имели о том, что мы — нищие, а взрослые никогда не заговаривали с нами о трудных временах. Подумать только — о скольких вещах ты даже не задумываешься, пока не повзрослеешь.
Запретить гулять вдали от дома девятилетнему мальчику, живущему в маленьком городке, попросту невозможно. Я и сейчас не могу сказать наверняка, специально ли мы с Уайти нарывались на неприятности или же неприятность нашла нас сама. В пятницу после школы мы, как обычно, отправились гулять с Мэгги и забрели чуть дальше, чем следовало, причем оба понимали, что ушли уже слишком далеко и пора повернуть назад, но ни один из нас даже не заикнулся о возвращении. Для девятилетних мальчишек это дело обычное.