— Лучше бы я просто опрыскалась краской, — заметила Чарли, когда свитер был снят.
— Тогда бы ты не получила фактуру ткани, — возразил Ник. Он замялся на секунду, потом с надеждой спросил: — Тебе нравится Йитс?
— Он был до Боба Дилана?
— Да.
— Тогда я и слышать о нем не хочу. Насколько мне известно, поэзия начиналась с Диланах а потом постепенно приходила в упадок.
Совместными усилиями они избавились от остатков одежды; какое-то время они просто лежали голые на холодной влажной траве, а затем одновременно подкатились друг к другу; он оказался наверху, обнял ее и стал внимательно разглядывать ее лицо.
— Я уродка, — заявила она. — Правда?
— Ты так считаешь? — ошеломленно пробормотал он. — Да ты что — ты одна из самых привлекательных женщин, каких я вообще встречал.
— А я не женщина, — безапелляционно выдала она. — Я не могу отдавать. Я могу только брать, но не отдавать. Так что ничего от меня не жди — кроме того, что я сейчас здесь.
— Это изнасилование несовершеннолетней, — немного погодя сообщил он ей.
— Да посмотри — настал конец света, — стала втолковывать ему Чарли. — Нами овладевает, разрушая неврологически, какая-то неуничтожимая тварь. Так какой же пидор в такое время соберется привлечь тебя? И в любом случае должна быть подана жалоба, а кто этим станет заниматься? Кто будет свидетелем?
— Свидетелем, — повторил он, на мгновение крепче прижав ее к себе. Системы слежения ПДР… Наверняка у них установлена такая в Центральном парке, хоть он ими и почти забыт. Он отпрянул от нее, а затем вскочил на ноги. — Быстро одевайся, — бросил он, подбирая свою одежду.
— Если ты подумал, что у пидоров тут есть монитор…
— Именно.
— Будь уверен, все они смотрят на Таймс-сквер. Кроме их Новых Людей — например, директора Барнса. Те присоединяются к уже поврежденным. — Вдруг ее осенила мысль. — А ведь достанется и Уиллису Грэму. — Она села, погрузив руки в свои взъерошенные, влажные от травы волосы. — Жаль, — сказала она, — а мне он чем-то нравился. — Она стала подбирать свою одежду, но затем бросила ее на землю и умоляюще проговорила: — Ну посмотри же, Ник. Никакое ПДР и не думает нас свинчивать. Знаешь, что я сделаю… возьми меня еще ненадолго — может, хоть минуток на пять. И можешь прочитать мне — как его там? — то стихотворение.
— Ты же знаешь — у меня нет с собой книги.
— А так ты его не вспомнишь?
— Думаю, вспомню. — Страх поднимался у него в груди, заставляя его трепетать, пока он снова снимал с себя одежду и приближался к распростертой на траве девушке. Обняв ее, он сказал: — Это грустное стихотворение; я просто думал о Дэнни и об этом пятнышке, куда вы раньше прилетали на своей «Корове». Здесь словно похоронен его дух.
— Ты делаешь мне больно, — пожаловалась Чарли. — Постарайся помедленнее.
Потом он снова поднялся. И принялся методично вдеваться.
— Я не могу позволить себе, — пояснил он, — попасть в лапы этим рыщущим за мной убийцам, этим черным пидорам.
Она даже не пошевелилась. А потом попросила:
— Прочитай мне стихотворение.
— А ты оденешься? Пока я буду его читать?
— Не-а, — отозвалась она, закинув руки за голову и разглядывая звездное небо. — Провони явился оттуда, — сказала она. — Боже мой, я просто черт знает как счастлива, что я не Новый Человек… — Она вдруг жестко процедила: — Он правильно делает, и все же… просто нельзя их не пожалеть — этих Новых Людей. Лоботомированных. Нет у них больше узлов Роджерса — и еще Бог знает чего. Хирургия из космоса. — Она рассмеялась. — Давай все это подробно опишем и назовем «Космический хирург с далекой планеты». Идет?
Он ползал на четвереньках, собирая ее вещи. Сумочка, свитер, нижнее белье.
— Я прочту тебе стихотворение, и тогда ты поймешь, почему я не могу бывать там, где бывали вы с Дэнни; я не могу заменить его, став чем-то вроде нового Дэнни. А то ты начнешь давать мне его бумажник, который, верно, припрятан где-нибудь, как страусиная голова, его часы «Критерион», его сногсшибательные запонки… — Он прервался. — «Пусти — я должен уходить туда, где волнами нарциссы, лилии…» — Он замолчал.
— Продолжай, — сказала она. — Я слушаю.
— «Лилии, где бедный фавн лежит под сонною землей — увенчан век его, — но там все мнится мне…»
— А что значит «мнится»? — спросила Чарли. Он не обратил внимания и продолжал:
— «Все мнится мне: выходит он в росе купаться по утрам и растворяется, как дым…» — «Пронзенный пением моим», — мысленно досказал он. Но вслух ему этого было не произнести — слишком это его трогало.