— Золотые слова, — снисходительно отозвался музыкант и отвернулся.
Солнце сияло, снег блистал. Маэстро не было никакого дела до немолодой уже и неяркой женщины, которую он, похоже, принял за навязчивую поклонницу.
«И что мне ему говорить? — с горечью подумала Маша. — Звать выступить в своем
— ха-ха! — особняке? Интересно, какой Денис запросит гонорар…»
Они больше не разговаривали. Поднялись на вершину трассы «Шале», сделали пересадку, поехали на гондольном подъемнике дальше и высадились на самой вершине, у Розы Пик. Маша здесь бывала — втайне от Василича каталась по пологому «Явору». Но Денис — уверенно двинул на красную трассу «Каскад».
Маша растерялась. Она боялась крутых спусков, да и учитель категорически запрещал. Но разве можно было вот сейчас, просто так — взять и расстаться?!
Денис съезжать не спешил — предвкушал скорость и свист ветра в ушах. Нужно ехать первой, тем более что костюмчик выгодно обрисовывал стройную еще фигуру.
И Маша смело ринулась вниз. Поворот, «плуг», поворот… скорость выше, а контролировать ее все сложнее. Относительно пологий вначале спуск превращался в пропасть, в обрыв. Она попыталась затормозить, но не смогла. Нога подвернулась, и Маша полетела — сначала просто с горы, а потом куда-то дальше, по светлому коридору, под радостную музыку Чайковского.
Очнулась она в больнице. Палата одноместная, кровать ортопедическая. У постели — букет цветов. Рядом на стульчике — дежурная медсестричка.
— Что со мной? — прошептала Маша.
— Ерунда, — с напускной бодростью отозвалась медичка. — Три небольших переломчика. Зато смотрите, какие цветы вам прислали. Это от того известного музыканта, что у нас выступал!
— А там… карточки нет?
— Есть, — со значением отозвалась девушка.
Маша разорвала конверт зубами: «Поправляйтесь быстрее. Лечение и все расходы я оплачу. С уважением, ваш попутчик по подъемнику Денис».
Значит, он так ее и не узнал! Маша заплакала. Рыдала об особняке, который обернулся избушкой. О любви, что она прохлопала. О жизни, прошедшей настолько бездарно.
А Денис в это время пил глинтвейн на террасе своего люкса и никак не мог вспомнить: кого же ему напоминает эта женщина с печальными глазами и неухоженным лицом, чье лечение он благородно оплатил.
В больнице Маша решила не залеживаться. Рука оставалась в гипсе, сломанные ребра побаливали, но она отчаянно рвалась домой.
Василич ее поддерживал. И когда наконец назначили выписку, пообещал забрать из больницы. Маша слегка смущалась, что он явится в крутую клинику в своих примитивных одеждах и, конечно, без машины. Но лесной житель произвел фурор. Приехал ни много ни мало за рулем снегохода, причем не один — на пассажирском сиденье свернулся клубком и вцепился лапами в обшивку самоед Джек.
— Василич! — ахнула Маша. — Вы сумасшедший!
Джек увидел ее и сломя голову бросился навстречу. Встал на задние лапы, передние положил ей на плечи и бережно, почти нежно лизнул в нос.
Глаза его, — Маша поверить не могла, — улыбались.
— Джек, милый, — она обняла псину и захлюпала носом. — Ты все-таки признал меня! Наконец-то!
— Все, не разводим сентиментальность. Поехали.
Василич подошел, взял ее вещи и уложил в багажный отсек. Потом помог ей усесться на снегоход, а Джеку велел:
— Рядом.
И пес послушно бежал подле снегохода прямо до Машиного дома. А когда въехали во двор, он от нее не отходил, глядел умильно и постоянно рвался лизнуть руку.
— Что вы с ним сделали? — изумленно спросила она Василича.
Тот серьезно ответил:
— Я же обещал его перевоспитать. Сделал. Передаю. Только не балуй его, в дом не приваживай. На улице конура есть.
На чай Василич напрашиваться не стал. Съездил в магазин, забил холодильник продуктами, велел отдыхать-восстанавливаться и отбыл.
Маша осталась одна. Погода отличная — небо синее, солнце ослепительное. Еды полно, вся техника в доме функционирует, больничный оплатили. Целыми днями она сидела в кресле-качалке на балконе и загорала под приличным уже солнцем. Смотрела на горы, слушала Шопена, ела вкусности. То и дело запускала ладошки в шерсть Джека — никакой, конечно, конуры во дворе, пес теперь всегда находился с ней рядом.
Только радости все равно не было. Она бесконечно прокручивала в голове недавнюю встречу с Денисом. Когда оказались рядом на подъемнике, тот ведь посмотрел на нее пристально — явно вспоминал, где мог видеть. Почему было не сказать просто: «Я Маша!» Зачем-то начала всякую чушь нести…