Прижав коробки к стене, четыре раза проворачиваю ключ в замке и дёргаю дверь на себя.
Захожу в квартиру и, как обычно, замираю на пороге. С восторгом оглядываясь.
Чисто и пусто.
До сих пор не могу поверить, что живу одна!
Мать Соколова сдержала своё обещание и сняла мне отдельную квартиру. Не царские хоромы размером с футбольное поле, а небольшую светлую гостинку. С хорошим ремонтом, новой сантехникой и отличной шумоизоляцией. Но как же я рада и этому жилью, где могу быть сама себе хозяйкой, ни под кого не подстраиваясь! Не переживать, что из холодильника исчезнет еда, что кто-то воспользуется моим полотенцем в ванной или залезет в мой комод с нижним бельем.
— Ангелина! — взвинченно цедит через зубы Эвелина, поднимая трубку на первом гудке. — До тебя не дозвониться. Ты где?
— Дома, готовлюсь к сессии. Где же мне ещё быть?
— Ещё не выздоровела?
Удивлённо приподнимаю бровь.
Пришлось соврать, что валяюсь с температурой под тридцать восемь и кашляю как туберкулёзник, чтобы никто меня не искал эти дни. Хотелось оставить поездку в столицу и мои планы по учебе в секрете. Не думаю, что госпожа Соколова одобрит мой план по отъезду из города на целый семестр.
— Мне уже намного лучше. Почти огурцом, осталось лёгкое покашливание, — произношу, закрывая дверь на щеколду, и разуваюсь.
— Мы с Игорем уехали на пару дней из города. Саша там один, он говорит, всё в норме, лекарства принял и собирается отдыхать, мы созванивались пару минут назад. Но я переживаю, эта женщина опять приходила. Если появится вновь, я не хочу, чтобы она застала его одного. Он может сорваться и наговорить ей лишнего.
Можно было догадаться сразу, что состояние моего здоровья её волнует меньше всего.
— Конечно, заеду к нему.
— И забери его любимый стейк в «Бравос». Деньги у тебя есть?
— Да, — поджав губы, смотрю на свои тёплые ботинки, из которых только что вылезла, и на несколько пакетов из доставок, которые ждут, когда я их распакую.
Сегодня видеться с Соколовым в мои планы не входило, но что поделать, за ту сумму, которая каждый месяц приходит мне на карту, я готова стерпеть все его капризы и даже покормить с ложечки, если потребуется.
До охраняемого коттеджного поселка, где расположен дом Сашиных родителей я добираюсь на такси за час. Как заботливая невеста везу заказанный его мамочкой стейк и контейнер с салатом. Хотя, думаю, Саша предпочёл бы бутылку виски и пачку сигарет.
— Чего припёрлась?
Соколов пребывает в поганом настроении, демонстрируя мне его прямо с порога. Последнее время это его обычное состояние. Я уже привыкла и стараюсь не реагировать на резкие слова, выпады и откровенную агрессию. Он меня ненавидит. Я к нему ничего не чувствую.
— Еды привезла. — Трясу пакетом, оглядывая Сашу с головы до ног.
Он похудел, побледнел и осунулся. Из дома почти не выходит. Ни с кем не общается. Стал почти затворником. Даже в универе не появляется. Ездит в основном только на физиопроцедуры в частную клинику — после снятия гипса у него остались проблемы с ногой. И к психологу.
В той аварии, в которую он попал два месяца назад, погибло два человека. Водитель второй машины скончался на месте, а пассажир, который был с Соколовым в «майбахе», умер через четыре дня.
— Оставь и проваливай, — цедит Соколов и, развернувшись, прихрамывая идёт в сторону гостиной, откуда доносятся звуки невыключенной видеоигры. — Мне нянька не нужна.
— Твоя мать считает по-другому.
— Да мне по хер, что она там считает. Боится, что таблеток наглотаюсь? Если я захочу, ты меня не остановишь.
— Дело не в таблетках, а в той женщине. Она опять приходила? Что хотела?
— Я с ней не разговаривал. Хочешь, ты поговори, — ехидно произносит Саша.
Он остановился, опираясь одной рукой о стену, и смотрит на меня через плечо. Прожигает ненавидящим взглядом, полным ярости и отвращения. Это тоже продолжается уже два месяца. И часто мне кажется: он хотел бы, чтобы я действительно в ту ночь оказалась с ним в машине, вместо того парня.
— Мне не о чём с ней разговаривать. Есть будешь?
— Я заказал пиццу, скоро привезут. Это дерьмо, что притащила, можешь съесть сама. Воняет тухлятиной на весь дом.
— Как скажешь, «малыш», — произношу усмехаясь.
Соколова передёргивает, и он показывает мне средний палец. Его некогда любимое обращение ко мне я теперь использую намного чаще, чем он.
Саша может плеваться ядом сколько угодно. Может выгонять меня сколько хочет. И говорить всё что ему вздумается. Я его личная груша для битья, оплаченная его дорогой мамочкой. И невеста для всех остальных.