Никого из её друзей не было. Она лежала одна посреди брошенных тарелок и салфеток.
Что-то в этом году было не так. Даже музыка, звучащая здесь, казалась почему-то скучной. Впрочем, может, всё дело было в погоде.
В прошлом году в это время стояла сушь и пекло. Они с Серёгой бродили по полю между сценами и, ногами раскидав мусор, садились послушать музыку, там, где вздумается – не нужно было ни пенок, ни сидушек – земля была суха и прогрета, земля была гостеприимна.
Вода продавалась в пятилитровых канистрах, и больше её на поле не было, но всегда находился кто-то щедрый и обливал толпу из этих бутылок. Они с Серёгой промокали насквозь, но уже через двадцать минут всё на них высыхало. За три дня Фестиваля всё вокруг, - и они сами, - покрылось слоем рыжеватой пыли от вытоптанной ногами, иссушенной земли. Были и закаты, и палящие полдни, и музыка, ревущая и пульсирующая до глубокой ночи. А ночью над головой были звёзды – ведь палатки были ни к чему.
Теперь ботинки на ней так и не высохли за прошедшие несколько часов, и когда она их снимала, они пахли болотом и тиной.
Да, наверное, всё дело в погоде, - решила она.
Начался дождь.
Дождь посреди открытого поля, окруженного тройной цепью ментов, вогнал Свету в оцепенение. Скоро стало не важно, что на рассвете промокли ботинки. Разница между сухим и мокрым быстро стиралась, не смотря на дождевик, и вскоре сухого на ней не стало вовсе. Дождь намочил волосы и плечи, капли потекли по лицу, потом заструились по спине.
Дождь промочил её насквозь, но скрыться от него всё равно было негде, и потому она не двинулась с места.
За пару часов поле Вторжения развезло от края и до края. Вода потекла в низину, занятую палаточным лагерем для тех, кто не хотел ночевать под открытым небом. Даже будь это Светиным единственным жилищем на всём белом свете, она бы не полезла теперь в эти затопленные норы.
Содержимое переполненных «голубых кабинок» того и гляди грозило тоже хлынуть через край и влиться в дождевые потоки, струящиеся по голой вытоптанной ногами земле. Говеный фестиваль и впрямь грозил превратиться в дерьмовый по-настоящему.
Света поднялась с земли и пошла на поиски Серёги, Руслана и остальных.
- Вам не кажется, что пора валить отсюда? – спросила она, стараясь перекричать музыку и откидывая мокрые волосы со лба.
- Вечером – «Алиса», - авторитетно возразил Сергей, тоже повышая голос.
Руслан улыбнулся, подтверждая его слова, и Света поняла, что против лома нет приема.
- Ладно, - Света кивнула.
Дождь снова пошёл и снова прекратился. Это теперь не имело значения, когда всё уже было мокрым.
Света лежала на пригорке и ожидала невиданного и ужасающего прилива с тем благодушным терпением и спокойствием, которое так украшает настоящих героев. Пусть она и не прорвала-таки фестивальную охрану, но она, по крайней мере, не жаловалась. К тому же, Надя уже устроила истерику по этому поводу, освободив её от необходимости трепать голосовые связки. На поле аэрации медленно наползали дождливые сумерки.
И вот уже тьма сгустилась над полем, и по толпе заметался кровавый свет прожекторов. Толпа радостно взревела. Светины друзья-удальцы прыгнули в самую гущу и растворились.
Света почувствовала, как в её кармане зазвонил телефон. Этого звонка она, в общем-то, ждала весь день. Она поднесла трубку к уху. Сначала она подумала, что звонит Димка, но звонил Команданте. Слов было почти не слышно, но она поняла, что они тоже каким-то образом прошли на Фестиваль, и были теперь в толпе. Они искали друг друга, но в такой давке встретиться было нереально.
Когда Алиса закончила играть, ничто больше Светиных друзей на поле не держало. Грязное разъезженное поле Вторжения ещё шевелилось под опустившимся покровом темноты, когда они шагали к выходу. Сразу же за рядами металлоискателей начинались необозримые блаженные неподнадзорные пространства, с магазинами и с едой на каждом шагу, и одна только эта мысль пьянила. Света слушала, как на ходу привычно и скучно ругаются Серёга и Надя, и теперь уже не сомневалась, что эта Надя ей не соперница. Она была абсолютно как все эти унылые вечно недовольные девицы, и Света больше не удивлялась, что Серёга так охотно сбегает из дома при любой возможности. Света подумала, что больше не станет его за это корить.
Они возвращались домой, и всё было чудесно. Парни уже раскладывали на сиденьи закуску и запивку, чтобы отметить возращение, как полагается. Девушки, чуть в стороне, разворачивали на лавочках спальники и готовились ко сну. За окнами электрички мелькали огни.
С Надей теперь ехала тихая и печальная Диана, чьё сердце, похоже, осталось где-то во тьме на поле Вторжения. "И как это Пашке удаётся?" – подумала Света беззлобно. Она на минуту присела к ним, отодвинув с края лавки Дианин спальник. Было что-то уютное в том, как они расположились тут, даже что-то милое в этом было, в этом уютном девичьем уголке. Света улыбнулась Диане, потом перевела взгляд на Надю, и улыбнулась снова. В конце концов, они вместе пережили Вторжение – какие теперь могли быть счёты? Все они теперь братья-сёстры.
- Странно. Иногда даже бухать не хочется, - поделилась она с ними своей самой глубокой мыслью за весь день.
- Может, ты, наконец, взрослеешь? – предположила Надя, но и в её голосе уже не было прежней враждебной отчуждённости.
«Может», - подумала Света.
Подумала – и пошла пить водку. И откуда только из этих девиц мудрые мысли выскакивают?
И всё было, как надо, всё было, как всегда – мужики пили водку, а девчонки – спали и не мешались под ногами.
- За Вторжение! За грёбаное Вторжение! - орали они. И были счастливы.
Когда электричка подъехала к станции пересадки, их, подобранный на поле, однокурсник Артур был не в состоянии встать, и Руслан-богатырь, смеясь, подхватил Артура на руки, как утомлённого мальчишку, и понёс к выходу. Света шагала рядом, ей теперь и море водки было по колено.
Они вышли в утренний свет. Серёга пошатнулся и чуть не упал на рельсы. Света засмеялась, оттащила его от края и повела к выходу. Где-то сзади шла и ворчала спросонья его жена – но кому какое дело было до её ворчания? Уж точно не им.
Вторая электричка мчала их к Москве. За окнами теперь было светло, они рассыпались по полупустому вагону и затихли, не в силах больше пить и шуметь. Каким-то образом вдруг оказалось, что Света сидит на лавочке одна. Она оглянулась. Руслан спал через проход от неё, Диана с братом, сидя и прислонившись друг к другу, дремали на соседней лавочке. Серёгу и Надю она отыскала не сразу.
Они сидели в дальнем конце вагона, и Серёга, пьяный до младенческих нежных слюней, выглядел жалким, а Надя, наконец, - счастливой. И каким-то предпохмельным чутьём Света вдруг поняла – Серёга любит свою жену. Думать об этом было непривычно и странно. Но, кажется, это была правда, тот самый недостающий кусок правды, без которого картина прежде оставалась неполной. Света сидела и смотрела на них.
«Ну что ж, одной заботой меньше, - наконец, решила она, - Значит, в адвокатах его жена больше не нуждается».
Возможно, всё-таки лучше, если твой лучший друг не женат, - подумала она чуть позже. Свете было немного грустно, но так ведь и бывает всегда, когда великие подвиги отходят в прошлое.