— А может, в обратной последовательности? — спросил он.
— Виноват, сэр, — сказал Боровский, глядя в пол. — Разрешите удалиться?
— Через полчаса зайдешь ко мне, — приказал Рашен. — И к Линде не суйся. Я с ней уже сам поговорил. Хватит с нее. Ладно, Andrey, ты работай по своему расписанию, я потом тебя найду. По местам, господа астронавты. Не развалите тут все окончательно.
Вернер и Боровский, щелкнув каблуками, скрылись в коридоре. Рашен подошел к пульту Ивы и устало повалился в кресло слева от нее.
Ива украдкой посмотрела на адмирала. Ей всегда нравилось его волевое и умное лицо. Но сейчас под глазами Рашена запали тени. И глаза эти, острые, живые, а зачастую даже злые, теперь казались мертвыми. А седая челка и серебристые виски окончательно превращали адмирала в старика. Раньше Иве всегда хотелось прикоснуться к адмиралу или хотя бы сказать ему что-нибудь хорошее. Но развалина, которая сидела рядом сейчас, не вызывала желания приласкать ее.
— Пожалуйста, вызови Задницу, Иветта, — пробормотал адмирал, потирая ладонью, глаза.
— Да, сэр. — Ива набрала команду, быстро переговорила с дежурным «Гордона», и через минуту на мониторе появилась костлявая физиономия контр-адмирала Эссекса.
— Здравствуй, Фил, — сказал Рашен. — Ты мне нужен. Сможешь подвалить часам к семи?
— Один? — спросил Задница.
— Да. Бутылку возьми и подваливай. Думать будем.
— А может, ты ко мне? Моя охрана у тебя на борту не поместится.
— А ты всех не бери.
— Ну Алекс, ну чего тебе стоит…
— Фил, кончай ныть. Ты уже старый хрен, а все ломаешься, как не знаю что… Я сказал «подваливай», значит, подваливай.
— Сам ты старый хрен. Ладно, жди, — и Задница дал отбой.
— Все-таки он действительно Задница, — заключил Рашен. — А представляешь, Иветта, ходили бы мы с тобой сейчас на «Старке». Или на том же «Гордоне». Бассейн — двадцать пять метров! Теннисный корт. Зона психологической разгрузки… санаторий. То-то Задница вниз не стремится. Ему и так хорошо.
— Наш кораблик самый лучший, — сказала Ива. — И сами мы классные парни и хорошие астронавты.
— Угу, — кивнул Рашен. — Только кроме нас этого почему-то никто не понимает. Да и сами мы, честно говоря… Слушай, детка, ты мне доложить ничего не хочешь?
— А что докладывать, сэр? — удивилась Ива.
— Воин, службою живущий, читай Устав на сон грядущий, — продекламировал Рашен. — И утром, ото сна восстав, читай внимательно Устав… А я ведь, кажется, целый адмирал…
— Можно вопрос, драйвер? — спросила Ива, игнорируя намек.
— Хоть дюжину. Но сначала ты мне доложишь, как положено. Что тебе, жалко? Уважь старика.
— Господин адмирал, за время вашего отсутствия происшествий не случилось. Дежурный навигатор капитан-лейтенант Кендалл, сэр, — лениво пробубнила Ива. — И ничего вы не старый.
— Я говорю, что старый, значит, старый. Ну, чего тебе?
— Сэр, вам никто еще не говорил, что через пару месяцев такого бардака, как сейчас, мы не сможем воевать?
— Знаешь, Кенди, ты действительно забыла, что я адмирал.
— Сэр, люди не хотят больше служить. Даже хуже, чем не хотят, — не могут. И деваться им некуда. Я когда в прошлый раз внизу была, так и не рискнула выйти за ворота базы. Просто боюсь, что земляне со мной сделают что-нибудь нехорошее. Вы слышали, одну девчонку из десанта изнасиловали и убили?
— Они ее потом очень ловко надели на громоотвод, — сказал Рашен. — А на животе у нее было выжжено: «murder». Сам видел. А ты чего хотела? Чтобы ее искупали в шампанском? Убийца он и есть убийца.
— Сэр, я вас не понимаю, — сказала Ива упавшим голосом.
— Говорю же, милая, я все-таки адмирал.
— Объясните, сэр.
— Я знаю в сто раз больше твоего. И во всех подробностях. Вдобавок я догадываюсь, зачем это делается. Нас с тобой, милая, хотят сжить со света. И делают это самым эффективным способом — разлагая флот изнутри. Мы больше не нужны, понимаешь?
— Ох… — выдохнула Ива. — Что же делать, сэр?
— Ждать, — сказал Рашен жестко. — Сидеть и ждать приказа.
— Чует мое сердце, — пробормотала Ива, — что долго мы не высидим.
— Ну что, Andrey? — спросил Рашен вместо приветствия. — Как себя чувствует наш Махди?
— Кто? — удивился Вернер.
— Классику надо знать, — упрекнул Рашен. — Присаживайся.
— Спасибо, — Вернер уселся напротив адмирала и при щурился на него одним глазом, вспоминая. — Махди — это Пол Атридес, да?
— Угу, — кивнул Рашен. — У группы F в чести народный фольклор. Набрал я себе помощничков, век бы их не видеть. Искал умных и начитанных, а теперь время от времени думаю, что лучше бы они все были тупые и необразованные. Особенно штаб — прямо расстройство одно. Что ни день, то какой-нибудь юный талант берется тонко пошутить. Скажет пару слов с умным видом и щурится на меня, вот как ты сейчас примерно. А остальные и рады бы засмеяться, да совестно — жалеют старого дурака…
— Oleg Igorevich, с чего вы взяли, что старый? — искренне удивился Вернер.
— Ощущение, — сказал Рашен и неопределенно помахал ладонью в воздухе. — Знаешь, после того паскудного случая у Юпитера… Первые дни, когда мы только на базу вернулись, я еще от шока отходил и чувствовал даже подъем какой-то. А после… Устал. Надорвался я, Энди, понимаешь? Вот целых десять лет и живу в глубоко надорванном состоянии. Ладно, что там по твоей части? Какие новости?
— Так я вам послал, — Вернер указал подбородком на терминал.
— Да? Что-то я не заметил, — адмирал повернулся к монитору, но руки на контакты положить не успел. Потому что Вернер подался вперед и сунул прямо на контактную доску кусок белой ткани. Рашен опустил глаза и весь сморщился.
Вернер умел писать от руки — именно писать, а не только расписываться. Довольно редкое качество, характерное больше для ученых или представителей малых народов с угасающей культурой. В экипаже «Тушканчика» подобных грамотеев имелось трое. Рашен хорошо писал по-французски и по-русски, Линда вполне сносно выводила английские слова, а Боровский уверял, что свободно пишет на пяти языках, но замечен в этом ни разу не был. Искусство каллиграфии отмирало. Писать от руки было нечем и незачем. Учащиеся младших классов на стандартной контактной доске выколачивали до трехсот знаков в минуту. А техник уровня Вернера — все шестьсот. Но Вернер был русским и умел держать в руках стило. И сейчас написал такое…
— Та-ак, посмотрим, — сказал Рашен, для порядка выводя на монитор докладную о результатах первичного техосмотра корабля. Правой рукой он разгладил белую тряпку, оказавшуюся куском форменной майки. И чем дольше он читал печатные буквы, аккуратно нарисованные графитным стержнем, тем сильнее морщился.
«Система оповещения — в режиме микрофона, — писал Вернер. — Сигнал идет вниз постоянно на кодированной волне. Передатчик спрятан под обшивку на технической палубе».
Рашен машинально поднял глаза к потолку. Динамики системы оповещения стояли по всему кораблю. На какую-то секунду адмиралу стало дурно: он вдруг ощутил себя до такой степени голым, будто с него содрали кожу. Пришлось зажмуриться и сосчитать до десяти. А потом — открыть глаза и снова читать.
«Блокиратор главного ствола управления огнем, — прочел Рашен, — вживлен намертво. Приемного устройства пока не нашел».
— Ты блестящий специалист, Andrey, — скорее выдавил из себя, чем сказал Рашен. — Я очень рад, что взял тебя в экипаж.
— Мастерство не пропьешь, — невесело заметил Вернер. — Вы дальше посмотрите, Oleg Igorevich.
— Куда уж дальше! — усмехнулся Рашен. По главному стволу управления огнем шла вся телеметрия орудийной палубы. Включая те группы команд, что управляют орудиями с ядерной накачкой. Большими импульсными лазерами, в огненных плевках которых растворяются файтеры и поджариваются дестроеры. Будь у Рашена такие пушки на «фон Рее» десять лет назад, фиг бы он нырял в Юпитер, изображая подводную лодку.
«Автономная инициирующая схема аварийного глушения реактора. Приемника тоже пока не нашел».
Рашен откинулся в кресле и сложил руки на груди. Это был конец. Флагман группы F больше ему не принадлежал. Достаточно кому-то, по чьей воле в нервную систему корабля вживлены эти устройства, нажать кнопочку — и «Пол Атридес» станет грудой металлолома, которая не в состоянии толком ни полететь, ни выстрелить. Она сможет только сбросить аварийные модули и приземлить экипаж. А там, внизу, его уж встретят…