Форт виднелся прямо перед нами, в паре сотен метров, но дорога вела к нему не прямо, а огибала деревянный забор, за котором возвышалось фабричного вида зданьице, которое Вера поименовала "кирпичным заводом". И эта самая дорога сначала вывела нас к берегу, где меня ожидал очередной сюрприз — пляж.
Нет, в самом пляже ничего удивительного не было — желтая полоса чистого песка и набегающие на нее волны несильного прибоя. Но компании детей на пляже ударили по стереотипам, причем уже в который раз. Не далее, как час с небольшим назад я видел "церковную казнь", из чего заключил, да и из всего прочего, что церковь здесь силой и влиянием не обделена. И при этом я всегда полагал, что там где церковь в такой силе, там и без ханжества не обойдешься. Но то, что я увидел, эту картину развалило в один момент загорелые и мускулистые мальчишки и девчонки носились по песку друг за другом, одетые лишь в полотняные шорты вроде семейных трусов, и какие-то совсем не впечатляющие топы, конструкция которых явно диктовалась отсутствием эластичных тканей в местном ассортименте.
Там же сидели несколько средних лет женщин с маленькими детьми, прикрывшись от солнца плетеными тростниковыми зонтиками. Нормальный провинциальный пляж, когда все взрослые на работе.
— А что, дети не в школе уже? — спросил я, бросив взгляд на часы.
Вера глянула на меня чуть удивленно, потом спохватилась, и ответила:
— Сейчас их домой отпустили, на лето. И работать по домашним делам они только до обедни могут, а после обедни — свободны. А школа у нас не здесь, здесь только начальная церковная.
— А после начальной? — заинтересовался я.
— После начальной всех отправляют на Детский остров, это через узкий пролив от Большого. И там все учатся с десяти и до четырнадцати лет.
— Ты год, получается, как закончила?
— Да, школу девочек. — кивнула она.
— У вас раздельно учатся?
— Конечно. — она снова чуть удивилась моему вопросу. — Мы же там живем, как можно смешивать? У нас свои дела, девчоночьи.
Тут она чуть смутилась и слегка покраснела.
— И не видитесь с мальчишками? — удивился я.
— Почему не видимся? — удивилась девочка. — Каждые выходные у нас танцульки и все такое, и в другие дни все время что-то вместе делаем. Даже пляж и конный манеж у нас общие. Просто школы разные и живем отдельно. А у вас как?
— У нас все вместе, но в школе не жили, а после уроков по домам шли.
— А кто живет далеко? — удивилась она.
— У нас школ было больше. А сами школы — наверное, меньше.
— Это сколько учителей тогда надо? — поразилась она.
— Ну, не знаю… Хватало, наверное. — пожал я плечами. — Кстати, а после школы есть где еще учиться? Если кто больше знать хочет.
— Если совет Преподобных выберет такого ученика, то его потом переводят на Большой остров, с согласия родителей, и там он уже учится на инженера, или мастера, или даже священника. — ответила Вера.
— То есть, сами отбирают?
— Да, смотрят, кто самый лучший, и затем предлагают.
Ну, может оно и к лучшему? Больше народа "у сохи и у станка" и меньше никому не нужных «образованцев», на которых только деньги зря потратили и для которых диплом — способ не работать руками?
— Совет Преподобных… — задумался я. — Школа церкви принадлежит?
— Конечно! — Вера вроде даже как слегка возмутилась вопросу. — А кто еще имеет право учить?
— Ну… да, верно. — кивнул я, решив в дискуссии не вступать.
Пока, из того, что я заметил, местная церковь таким уж злом мне не казалась, хоть я сам, мягко говоря, хорошим христианином никогда не был и к этому званию не стремился. Нравы… мне почему-то вспомнилась Скандинавия, где церковь никогда за "общую нравственность" не боролась, а полагала таковой лишь прилежание в труде и честность в делах, отчего скандинавы в свое время и добились столь многого для столь малых стран, пока верх с низом не перепутали, равно как и их церковь.
— А тот, с крестом на груди, который казнью командовал — священник? — снова спросил я.
— Да, Преподобный Симон. — подтвердила Вера. — Ему суд в этом городе.
— Значит, здесь судит Преподобный? — удивился я. — Все случаи?
— Ну… да. — как бы недоумевая от такой моей необразованности, ответила девочка. — А кому еще суд, как не ему, если суд Господу? Он ведет службы каждый день, и он судит. Ему подчинена больница и школа для маленьких, где учатся писать и читать. И ясли для детей негров, если они есть в городе.
— В смысле?
— Что в смысле? — не поняла девочка.
— Что за дети негров?
— Ну что непонятного? Ребенок рождается без татуировки, а значит, таким, каким его создал Господь. — пустилась она в объяснения. — А значит, свободным от рождения и допущенным к Таинству Крещения. Поэтому с неграми такие дети жить не могут. Их воспитывают сначала в яслях, а потом отправляют в школы на Детский остров.
— А потом?
— Потом — кто куда. — пожала у нас плечами. — У нас училка была из таких детей. например. В основном, на Большой остров они уезжают, в церковное войско, или на тамошние фабрики. Или учатся дальше. Священники часто получаются из них.
— Понял. — кивнул я, подумав, что это лучше, чем в нашем мире было, где дети рабов рождались рабами, а крепостных — крепостными, после чего спросил: — А кто управляет городом?
— Голова. — ответила она. — А полковник командует объездчиками и ополчением, когда его собирают.
— Ага! — сообразил я, и добавил: — А что? По уму.
Завершение фразы было уже специально Вере адресовано, чтобы не подумала, что я здешнее мироустройство сразу сомнению подвергаю. А я и не подвергал, я пока просто усваивал информацию. Куда мне подвергать, если я третий день здесь, и часа два как в город приехал, рано еще.
Еще один поворот, и нашим глазам открылся вид на ворота форта и гавань. Гавань была велика, хоть причалы занимали и небольшую ее часть. А еще она была хорошо защищена от штормов с моря далеко выдающейся косой и волноломом, на сооружение которого явно положили немало сил. У пирсов стояло десятка два парусных судов, все больше двух- и трехмачтовых, преимущественно гафельные шхуны и грузовые барки. Хватало и рыбацких лодок, которые забили своей разноцветной массой пространство между двумя ближними пирсами, на которых раскинулся небольшой рыбный рынок. Пахло этой самой рыбой, но и еще чем-то, вроде как смолой или дегтем.