Выбрать главу

Еще спустя пять бесконечно долгих минут судья вернулся в зал и объявил вердикт: Мари в ее претензиях отказать, все имущество месье де Лежера оставить за Эделин. В первую секунду осчастливленная вдова подумала, не упасть ли ей в обморок, но Мари ее опередила, плавно опустившись прокурору на руки. Это, однако, было лишено всякого внимания зала. Раздались торжествующие аплодисменты, и Эделин, задыхаясь от восторга, почти потонула в них.

Из зала она выбежала, как на крыльях. Слава богу, Робеспьера не унесли домой и приводили в чувство в коридоре.

- Оставьте его, - повелительно сказала Эделин. - Мы едем ко мне.

Кто-то попытался возразить, но Эделин одним жестом его оборвала. Кто-то сумел найти поскрипывающую, промерзшую одноколку, бесчувственного адвоката закутали в плащ и устроили на сиденье, рядом примостилась Эделин, и они тронулись.

========== Глава 3. Победитель получает все ==========

Робеспьер, которого устроили на кровати в гостевой спальне, приходил в себя с трудом. Эделин, увидев, что веки его дрожат и медленно приоткрываются, сразу же подошла к больному с бокалом вина в руках.

- Мадам, - адвоката было едва слышно, - что произошло?

- Вы не помните? - ласково улыбнулась Эделин, помогая ему сесть. Он попытался вовсе встать с кровати, но женщина мягко и непреклонно удержала его.

- Нет, нет, вам надо лежать.

- Чем кончилось заседание? - нетерпеливо спросил Робеспьер, отстраняя поданный бокал. - Что я пропустил?

Все-таки он был невозможен, но Эделин неожиданно не раздражилась от этого. Мучить его неизвестностью она не стала:

- Все хорошо. Дело решили в мою пользу.

Робеспьер испустил облегченный вздох и расслабленно вытянулся на постели. В нем будто ослабла какая-то туго натянутая струна.

- Теперь вы выпьете? - спросила Эделин.

- Нет, благодарю, я не пью…

- Не обижайте меня, - молодая женщина картинно надула губы. - Пожалуйста.

Какой-то неясный план уже зрел в ее сознании: Эделин еще не продумала его детально, но понимала, что для его исполнения лучше будет, если Робеспьер примет на грудь. Благо адвокату, при его субтильной комплекции, много не надо было: после одного бокала щеки его зарозовели, а взгляд сделался немного мутен, как у человека, который готовится вот-вот уснуть. С нежной улыбкой Эделин забрала у Робеспьера бокал и тоже села на постель. Адвокат попытался отодвинуться, но молодая женщина мягко удержала его за руку.

- Как вас зовут? - негромко спросила она, и Робеспьер дернулся: должно быть, почуял опасность.

- Максимилиан, - проговорил он, настороженно глядя Эделин в глаза. Она улыбнулась самой обворожительной и располагающей к себе улыбкой.

- Знаете, я должна перед вами извиниться. Поначалу я не приняла вас всерьез…

- Не стоит, - поспешно сказал он и вдруг спрятал взгляд, отчего стал похож на зажатую в угол стыдливую девицу. Поднявшийся в душе Эделин азарт зудяще царапнул ее изнутри. Волнения последних дней требовали выплеска, и ей пришла в голову мысль, что самое время учиться не отказывать своим желаниям. Теперь она могла отпустить на свободу все то, что до сих пор держала крепко-накрепко запертым, и начинать стоило прямо сейчас, пусть выпавшая цель - не лучшая, которую можно было бы выбрать. Впрочем, что-то особенное в Робеспьере было, в этом Эделин убедилась на суде: он был совершенно невзрачен, когда молчал, но стоило ему заговорить, и он преображался, как будто в нем зажигали яркий свет, и это завораживало, заставляло тянуться к нему, как к чему-то непонятному, но от того не менее прекрасному. Эделин не могла его упустить. Она бы себе этого никогда не простила.

- Я не поскуплюсь на вознаграждение, - заговорила она, коротко поглаживая тонкое запястье Робеспьера. - Назовите цену, и я ее уплачу.

Слова эти сопроводились жгучим и пронзительным взглядом из-под ресниц, в котором только слепой не увидел бы многозначительного обещания. Но Робеспьер замялся еще больше:

- Позвольте, я брался за это дело вовсе не из-за…

- А это вы зря, - жарко выдохнула Эделин, склоняясь над ним. - Берите, если вам предлагают.

От волнения у нее кружилась голова. Все это так напоминало прочитанный ею когда-то в юности роман, и она ожидала, что Робеспьер будет ошеломлен, растеряется на секунду, но затем природа свое возьмет, и на призыв Эделин последует страстный отклик, но адвокат повел себя совершенно неожиданным образом: попытался оттолкнуть Эделин с тем отчаянным ожесточением, с каким угодившая в руки настойчивого соблазнителя девушка сражается за свою честь.

- Да что ты?.. - вырвалось у Эделин против воли: ей пришлось схватить Робеспьера за руки и развести их в стороны, оставляя жертву полностью открытой и лишенной возможности защититься. Робеспьер трепыхался и бился, как поймнная в клетку птица, и на секунду Эделин засомневалась, не отпустить ли его, и пусть катится на все четыре стороны. Но эта мысль мелькнула в ее голове лишь на мгновение, безжалостно выметенная оттуда искушением склониться еще ниже и закрыть жадным поцелуем маленький, тонкогубый, панически скривившийся рот.

Робеспьер что-то замычал, напрягаясь и не поддаваясь. Но желание Эделин во что бы то ни стало сломить его строптивость от этого только усилилось. Последнее время в ее жизни было мало приключений - так что может быть лучше, чем укрощение маленького, но своенравного зверька?

- Прекратите, - пролепетал Робеспьер, когда Эделин начала лихорадочно целовать его щеки и скулы. Он уже не пытался вырваться: наверное, силы полностью оставили его. Зато его била крупная дрожь, которая дошла почти до судороги, стоило Эделин добраться с поцелуями до тонкой, изящной шеи, на которой лишь сегодня утром она мечтала затянуть смертельную петлю.

- Нет, прошу вас, - прошептал Робеспьер, как в бреду, - оставьте…

Надежды Эделин на то, что страх рано или поздно переплавится в страсть, не оправдались: сколько бы молодая женщина ни прилагала усилий, жертва не желала покоряться им, разве что, как подстегнутая хлестким ударом, вновь попыталась освободиться. Но попытки эти были явно машинальными, Робеспьер не сознавал уже в полной мере, что происходит: то, что Эделин выпустила одну его руку, чтобы расстегнуть тугие пуговицы на жилете, он даже не заметил.

- Не надо, - голос его сорвался, когда Эделин, почти разорвав воротник его рубашки, прикусила нежную белую кожу рядом с ключицей: там, куда пришелся укус, тут же начал наливаться краснотой полукруглый след, и Робеспьер, несомненно, почувствовав это, сотрясся от стыда. Но что-то уже было необратимо переломлено, и что именно, Эделин поняла, лишь опустив ладонь, которой она до сих пор оглаживала гладкий, впалый живот, чуть ниже.

- А, - ухмыльнулась она, с удовольствием глядя, как лицо Робеспьера заливает густая краска, - вот почему ты заматываешься…

Он понял, наверное, что отвертеться уже не удастся: плоть его предала, и все, что ему оставалось - прекратить отрицать очевидное и подчиниться. На секунду Эделин показалось, что Робеспьер сейчас расплачется, но он, конечно же, не позволил себе этого: смиренно закрыл глаза и застыл, как прихваченный параличом. Больше он не сопротивлялся, ни когда Эделин, у которой давно уже внутри все горело, раздела его, как куклу, ни когда она, решив не тратить лишнее время, бесцеремонно подняла юбку и, приспустив белье, опустилась на него сверху.