- Попрощаемся? - Робеспьер отстранил ее, обвел взглядом беспорядочно сваленные на полу чемоданы и узлы. - Ты уезжаешь? Надолго?
- Навсегда, милый, навсегда, - притворно вздохнув, объявила Эделин и пытливо посмотрела на него. Обидится, расстроится? Но нет, ни следа печали ей не удалось обнаружить на бледном лице адвоката. Наоборот, оно разгладилось, как от внезапно нахлынувшего облегчения. и Эделин ощутила неприятное жжение в груди.
- Можешь поехать со мной, - быстро сказала она, мгновенно прикинув возможные расходы. Выходило не так уж и много, благо Эделин успела убедиться в том, что ест адвокат не больше птенца, да и на одежду ему сильно тратиться не придется. Она бы и вдвое больше выложила, только чтобы последнее слово осталось за ней.
- С тобой? - разом напрягшись, переспросил Робеспьер.
- Да, мой милый, - уверенная, что он не откажется, Эделин обольстительно улыбнулась. - Я собираюсь для начала в Англию. Потом - в Новый Свет. Это страна огромных возможностей, дорогой. Здесь ловить уже нечего, здесь все скоро покатится к черту, а там… - она испустила мечтательный вздох и запела дальше, - там можно многого достичь. Твой язык без костей будет там очень кстати. И, если хочешь, можем пожениться…
Она говорила, думая, что каждое ее слово бьет точно в цель, и даже не смотрела на замершего Робеспьера. Последнее предложение с языка сорвалось легко, как нечто само собой разумеющееся, и Эделин рассчитывала, что это будет решающий удар на добивание. Тем сильнее было ее изумление, когда она бросила, наконец, взгляд на своего собеседника и увидела на его лице выражение непередаваемой гадливости, будто ему не сочетаться узами брака предложили, а съесть живую лягушку.
- Что такое? - остывшим голосом осведомилась Эделин. - Тебе что-то не нравится, дорогой?
Он сделал глубокий вдох и заговорил - твердо и отчетливо, как будто произносил речь с кафедры:
- Я никуда не поеду. Ты… тебя не держу. Но я остаюсь здесь.
- В этой дыре? - недоверчиво фыркнула Эделин, решив, что он подобным незатейливым образом набивает себе цену. Обогнув гору узлов, она приблизилась к адвокату; он не отступил, только прикрыл глаза и сжался, словно ему под нос сунули острие ножа. - Брось, милый, ты достоин большего.
- Возможно, - уклончиво ответил он. - Но я остаюсь.
Наверное, Эделин нашла бы еще миллион способов на него надавить, но она сочла ниже своего достоинства делать это. Кто он такой, в конце концов, чтобы перед ним распинаться? Ровным счетом никто. Лучший из худших. Его имя лет через тридцать никто и не вспомнит, в то время как Эделин - она была уверена, - просто обязана была стать известной. Со своим поприщем она еще не определилась, но перед ней все дороги были открыты, и у нее было достаточно времени, чтобы выбрать.
- Как хочешь, - она пожала плечами и потянулась губами к щеке Робеспьера. - Дай хоть поцелую, милашка…
Он не стал отворачиваться, но лицо его осталось бесстрастным, разве что губы сжались в тонкую нитку, а глаза немного посветлели и сверкнули каким-то неживым, стальным блеском. Эделин сухо рассмеялась.
- Уже боюсь. Прибереги этот взгляд для кого-нибудь другого. А мне пора, дилижанс ждет…
Робеспьер больше не приблизился к ней, избегая любого прикосновения, но в этом Эделин не увидела ничего обидного. В конце концов, у этого юриста наверняка не все дома, раз он отказался от такого предложения, которое от щедрот своих могла сделать только она. Наверное, она бы спросила о причинах такого решения, если бы они хоть немного интересовали ее. Но мысли Эделин, пока она садилась в дилижанс и наблюдала за тем, как грузят ее багаж, были поглощены другим. Она была богата, спасибо милашке-адвокату, и свободна, за что ей некого было благодарить, кроме самой себя. Все многообразие жизни рассыпалось перед ней, оставалось только подобрать, и Эделин про себя решила, что не будет больше терять ни секунды.
- Трогай! - резко бросила она кучеру.
Дилижанс, трясясь на кочках, неторопливо двинулся вперед. Эделин выглянула из оконца, посмотрела на оставленный ею дом и поняла, что не ощущает ничего, кроме затаенной радости. Фигура удалявшегося прочь Робеспьера и подавно не вызвала в ее душе никакого волнения, спустя пятнадцать минут Эделин и думать о нем забыла, беззаботно вычеркнув из памяти на целый месяц - вплоть до того момента, когда в Лондоне ее впервые начало тошнить.
========== Эпилог ==========
Париж, 1801 год
День выдался теплым - первый в череде промозглых жерминальских дней, - и Морис решил подремать на воздухе у дверей, благо хозяйки сегодня не было, а клиентов не предвиделось. Вытащив на улицу мягкий соломенный стул, парень удобно устроился на нем, надвинул на глаза шляпу, чтобы не било солнце, и приготовился как следует прикорнуть, но тут чья-то легкая рука осторожно тронула его за плечо.
- Простите, любезный…
Приподняв край шляпы, Морис недовольно глянул на силуэт, загородивший ему солнце, и хотел сказать что-то не совсем вежливое, но тут понял, что перед ним стоит девица, и осекся. Ему самому, правда, всегда нравились темноволосые, но это не отменяло того, что подошедшей незнакомке нельзя было отказать в миловидности. Она легко и будто бы чуть виновато улыбалась, а путавшийся в ее волосах солнечный луч придавал им сходство с сияющей короной, и Морису на секунду показалось, что он видит перед собой не то графиню или принцессу, не то вовсе королеву.
- Мадам, - он подскочил со стула, стараясь поспешно оправить измятые штаны, - вы что-то хотели? Я могу помочь?
- Я полагаю, что да, - девушка издала мелодичный смешок и показала на висящую над макушкой Мориса вывеску гостиницы. - Вы же здесь служите?
- Да, мадам.
- Замечательно, - незнакомка пригладила волосы и каким-то дерганым движением потерла ладони друг о друга. - Нам нужные две комнаты. На… для начала на неделю.
- Вам? - Морис недоуменно хлопнул глазами и попытался заглянуть девушке за спину: может, зрение его подводит, и он кого-то не видит? Но тут незнакомка, всплеснув руками, обогнула парня и кинулась в конец переулка, восклицая:
- Джон! Джон!
Дальше она затараторила что-то на непонятном Морису языке, обращаясь к коренастому темноволосому парню, волочащему по мостовой несколько узлов и увесистый чемодан. Парень пыхтел и обливался потом, но по виду его ясно было, что он скорее умрет, чем бросит хоть что-нибудь из своей ноши. Вдобавок ко всему под мышкой у него была зажата небольшая, в полметра статуэтка, изображавшая полуобнаженную девицу - массивная и сделанная, судя по цвету, то из из гипса, то ли из покрытого известкой дерева. Статуя, очевидно, была очень дорога своему владельцу: когда девушка, проговорив что-то умоляющее, протянула руку, чтобы взять ее и хоть немного разгрузить беднягу носильщика, тот лишь отстранился, покачал головой и упорно продолжил свой путь.
- Месье, - девушка с неловкой улыбкой обратилась к Морису, - вы не могли бы ему помочь?
Опомнившись, Морис метнулся к парню и попытался забрать у него чемодан, но парень буркнул что-то недружелюбное и предложенную помощь проигнорироал. Морис ошеломленно замер.
- Джон! - воскликнула девушка с укоризной, но ее спутник будто не слышал. Безнадежно вздохнув, незнакомка вновь обернула лицо к Морису.
- Вы уж извините его. Такой у него характер… так что, у вас есть комнаты? - спросила она, будто стесняясь причиненных неудобств, и вновь принялась беспокойно приглаживать волосы.