Осенью я пошла в одиннадцатый класс. Экзамены, подготовительные курсы, недосып, сумасшедший дом… Тут в пору забыть, как тебя зовут. Так что если вы спросите меня, правда ли то, что я рассказала, мне сложно будет вам ответить…
В конце любой истории хорошо бы добавить мораль. На первый взгляд, наши похождения — это иллюстрация к пословицам вроде "не буди лихо" и "не зная броду".
Моя мораль другая. Раньше мне казалось, что наш мир очень маленький, замкнутый в пределы земной атмосферы и оторванный непреодолимыми расстояниями от других миров — если они есть. Когда задумываешься об этом, начинаешь ощущать себя в клетке. Ведь не столь важно на самом деле пересечь эти пределы, важна возможность. Теперь, когда я смотрю на глобус, меня охватывает счастье. Но когда взгляд мой падает на крошечную точку на берегу Средиземного моря, я грустно улыбаюсь. Мир бесконечен вширь и вглубь, я знаю это наверняка. Он безгранично больше любых, самых смелых фантазий. Но есть в нем особое место, с которым навсегда связана моя душа…
В самом прекрасном из миров начинался вечер. Мальчик раскачивал качели так, что они взлетали высоко-высоко. Но девочка совсем не боялась. Теплое закатное солнце падало на ее счастливое лицо. Она громко смеялась, и тогда бело-рыжий пес вскакивал с належанного места в траве и заливался лаем.
Но мальчика что-то беспокоило. Он то и дело хмурил брови, глядя на свою беспечную подругу. Наконец он осторожно остановил качели.
— Тимур! — возмутилась девочка. — ну давай еще!
— Потом, Лала. — буркнул мальчик. — Дедушка Гез! — крикнул он. — Ну где он, ваш мастер?
— Экий ты нетерпеливый, — сказал старик, сидящий на крылечке уютного домика. Он тоже подставлял лицо солнцу и блаженно щурился. Многочисленные морщинки придавали ему хитрый и лукавый вид. — Человеку почти тысяча лет, может и опоздать!
— Да хоть три тысячи! Как тут, в Ферахе, можно опаздывать? Тирлим-бом — и ты на месте.
— Я же говорил, старый Абдусалям терпеть не может этих мгновенных перемещений. Он будет доираться по старинке, с помощью какого-нибудь своего изделия…
Старик приложил ладонь козырьком ко лбу.
— А! Вот и он.
В небе над горизонтом показалась какая-то точка. Она росла, росла и наконец превратилась в старика, сидевшего скрестив ноги на летучем ковре. Точнее, коврике. Маленьком летучем половичке, который, невзирая на размеры, передвигался по воздуху очень быстро.
Перед домом коврик спланировал вниз. Старик, поморщившись, разогнул затекшие ноги. Ашик-Гёз уже шел ему навстречу.
— Ну, здравствуй, Абдусалям! Это сколько же лет мы не виделись?
— Да уж не меньше трехсот, никак не меньше!
Старики обнялись. Высокому Ашик-Гёзу пришлось наклониться к своему низенькому, сухонькому гостю.
— Отличная штука, — Ашик-Гёз похвалил летучий коврик.
— А то! — горделиво надулся Абдусалям. — Я сплел его сто лет назад. С тех пор была всего пара штопок, а так он как новенький. Обгонит любую эту новомодную синтетику.
— Ух ты! — Тимур благоговейно погладил упавший на траву ковер. Тот слегка шевельнулся в ответ. — Как вы это делаете, мастер Абдусалям? А мне можно научиться?
— Вот тебе и подмастерье! — совершенно серьезно заявил Ашик-Гёз. — Ну что, привез?
— Принимай заказ.
Абдусалям вручил Ашик-Гёзу кальян. Новенький, очень изящный кальян с колбой из дымчатого стекла, серебряным горлышком и шелковым чубуком. Ашик-Гёз бережно принял подарок. Восхищенно поцокал языком.
— Ого! Узнаю руку мастера! Твой глаз по-прежнему точный, Абдусалям! Уверен, Биби будет в восторге. Да, вот и она. Биби! Иди поздоровайся с мастером Абдусалямом! Он, чай, тебе не чужой.
Мастер Абдусалям съёжился и стал еще меньше ростом. Встреча не была неожиданной, и все же к такому никогда нельзя быть готовым… Он опасливо покосился на вышедшую из дома белокурую красотку среднего возраста.
— Здравствуйте, мастер.
Биби почтительно поклонилась. Вид у нее был степенный и скромный, и все же… Старый Абдусалям привык доверять первому впечатлению.
— Ну, как твои дела, Биби? Признаюсь, меня мучила совесть за то, что я так безответственно продал тебя господину Асифу.
— Еще бы она вас не мучила! — вскричала Биби, уперши руки в боки. — День, когда вы продали меня этому мерзавцу Асифу, был худшим днем моей жизни! Я ишачила на него без малого семьдесят лет! Потратила на него свои лучшие дары! А перед смертью он все-таки умудрился всучить меня своему сыну, тоже тот еще был фрукт…
Ашик-Гёз закатил глаза.
— Ну все, понеслась… Веришь ли, Абдусалям, она неисправима. Биби, мастер Абдусалям устал с дороги. Прими подарок, поблагодари, и дадим нашему гостю отдых.
И он протянул волшебнице кальян.
Та посерьезнела, осторожно взяла его, прижала к груди, как особую драгоценность.
— Большое вам спасибо, мастер, — с чувством сказала она. — Только тот, кто познал лишения, может оценить такой прекрасный подарок.
— А где же ты жила до этого? — поинтересовался Абдусалям. — В кувшине? В лампе?
Биби саркастически расхохоталась.
— Мастер, если бы!
— Вот, можешь полюбоваться, — Ашик-Гёз протянул мастеру флакончик из-под шампуня. Тот долго крутил его так и эдак, словно какую-то диковину. Покачал головой:
— Мне никогда не удалось бы изготовить такую странную штуку. Действительно, не слишком удобно. Кому такое пришло в голову, Биби? Кто были твои предыдущие хозяева?
Биби улыбнулась. Немного грустно — так вспоминают что-то хорошее, но ушедшее навсегда.
— У Ашик-Гёза меня купили мальчик и девочка. Немногим старше этих, — кивок в сторону Тимура с Лалой. — И вот что я хочу сказать. Я уже девятьсот лет перехожу из рук в руки, но ни разу никто, — Биби подняла указательный палец, — не сделал для меня такого, как эти ребята. Они сохранили мне жизнь, но если было бы нужно, я отдала бы им все без остатка свои дары.
Ашик-Гёз одобрительно закивал головой. А Абдусалям спросил:
— Много ли даров у тебя осталось?
— Один, — беспечно улыбнулась Биби, поправляя прическу.
— Всего один, но какой! — добавил Ашик-Гёз. — Биби может вернуть своему хозяину молодость.
Глаза у Абдусаляма округлились.
— А ты не знал? — рассмеялся Ашик-Гёз. — Эх, ты, горе-мастер! Продал Разрешительницу Затруднений и даже не поинтересовался, что она умеет? Но если хочешь, ты можешь выкупить ее у меня обратно. Для старого друга мне ничего…
— Нет! — недослушав, вскричал Абдусалям. Поскольку все удивленно уставились на него, он смутился и путано пояснил: — Я очень ценю твое предложение, Ашик-Гёз, такое предложить мог только старый друг, — Ашик-Гёз на это еле заметно хмыкнул, — но, видишь ли… Владеть такой… м-мм… импульсивной особой, как Биби, — это слишком большая ответственность. Я не справлюсь. Я понимал это и девятьсот лет назад, понимаю и сейчас. Боюсь, тут и молодость не поможет…
— Не понимаю, что вы хотите сказать, мастер, — поджала губы Биби. Ашик-Гёз лукаво улыбнулся.
— Мастер Абдусалям хочет сказать, что у тебя несносный характер…
— Но…
— И что ты приносишь одни проблемы и затруднения…
— Но…
— И что владеть таким волшебным существом, как ты, дорогуша, — все равно что танцевать на заминированном поле.
— Ну уж это вы преувеличиваете!
— Так что придется мне мучиться с тобой самому. Если, конечно, тебе снова не придет в голову идея порезвиться на свободе.
— Ни за что! — твердо заявила Биби. — Хотя… — она задумчиво наклонила голову, наморщила нос: — Хотя даже в этом прекраснейшем из миров ни в чем нельзя быть уверенным. Так что, поживем — увидим. Кисмет!