Однажды он услышал, как она уезжает. Он, наконец, поймал след и шел по нему уверенно, почти не рыская, как приросший носом к земле спаниель. Голос уже не шептал и не ломался дискантом, он обретал глубину и звучность, прорастая Зовом. Рядом, ближе… В какой-то момент, растворившись в стихии преследования, Дан зацепил волну оборотня. Имелась у него такая способность, не ясновидение, конечно, скорее эмпатия. Мгновение неконтролируемого падения в шкуру твари – и вот он уже вздрагивает от озноба, вздыбившего волоски на чужой коже. Дальше – лавина ощущений, ярких, кричащих, требующих внимания и ответа, отталкивающих друг друга, как невоспитанные дети, рвущиеся к вазочке с вареньем. Ужас, любопытство, благодарность, тоска… Одиночество… Как они умудряются существовать в таком режиме, эти демоны?! Он едва не лишился рассудка за считаные секунды, мысли вспарывали мозг, переживания душили, рвали сердце на части. Все закончилось столь же внезапно и неуправляемо, как началось. В свое время Дан так и не смог развить этот дар в управляемый навык. Слишком важен был другой, главный Дар, и все, что угрожало его совершенствованию, пусть даже полезное само по себе, решительно приносилось в жертву. Но яркая вспышка жизни, самого ее вещества, испытанная в краткий миг врастания в демона, поразила Дана к собственному его неудовольствию. Глубина, сложность, полнота. Какой невероятно насыщенный, многогранный, красочный мир! Признаваться в этом было почему-то неприятно. Да, чрезмерность, да, усложненность, все в избытке, всего через край, и эта стихийность, произвольность, бесноватость – и все же…
Звери. Темный мир – низкий, непонятный, пугающий.
Было еще что-то. Такое, в чем не хочется отдавать себе отчет, что непременно нужно вытеснить из памяти и сердца. Если, конечно, не хочешь в самую кульминацию ловли, прямо посреди дороги, окаменеть бессмысленным столбом, терзаясь ненужными вопросами. Но – было. Он отчетливо воспринял страх и растерянность демона, и предельную усталость, и страдание, и отчаяние вперемежку с такой же отчаянной надеждой. Оборотень метался как мотылек, бьющийся о стекло. Нет, не так! Как загнанный зверь – так будет лучше.
Впрочем, хватит эмоций. Он и есть зверь. Пока еще не совсем загнанный, но за Даном дело не станет.
Рывок, угол дома, вонючая пасть подворотни – как близко! В этот момент из двора донесся рев мотоцикла, и неведомый лихач рванул с места. Дан почти чуял выхлоп форсированного движка и реющий над ним, как верхняя нота, горьковатый аромат жертвы. Жертвы, ускользнувшей прямо из рук, – потому что она уезжала, уезжала на том самом мотоцикле, и только длинная туша дома отделяла ее от Дана. Какой, однако, технически грамотный демон пошел! Беспомощно матерясь, ловчий ворвался во двор, убежденный, что наткнется на растерзанное тело бедолаги-мотоциклиста.
Но двор был пуст.
Крохотное помещеньице с низким потолком, вознесенное над землей, создавало иллюзию защищенности, и Тейю забыла о мире абсурда, поджидавшем ее снаружи. Она забыла даже о страхе заснуть глубоким сном. В самом деле, откуда ей было знать, как ведут себя здешние сновидения? Вдруг они умеют прорываться вовне, на свободу? Откуда приходят и что это будут за сны – порождения ее души или плоть от плоти этого мира? И вообще, как их контролировать, станут ли они слушаться Тейю или воля чужака для них ничто?
Обошлось. Она просто провалилась в никуда, и ни один сон не потревожил ее покоя и не изменил ее облика.
Грубый свет хлестнул по векам как мокрая тряпка. Тейю рывком вынырнула из сна и в панике заозиралась, пытаясь сориентироваться. Птичий домик кипел как перегретый котел. Его обитатели заполошно метались, сталкиваясь и квохча, белые перышки набивались в ноздри. Тейю оглушительно чихнула и пришла в себя. Щиток над лазом был приподнят, в щель бил тот самый свет – вовсе не ослепительный, как показалось ей спросонья, когда все чувства оголены и ранимы, а ранний, слабый. И в нем алели на просвет растопыренные уши, дыбился ореол волос вокруг чьей-то головы.
– Ты, мать твою, чего здесь, твою мать?!
Тейю непонимающе помотала головой, пытаясь различить облик демона в светящемся мареве. Тот вдвинулся глубже, лицо его определилось, и Тейю забилась в самый дальний угол. Страшное лицо! Впору было думать, что его и вовсе не было, что лишь мгновение назад существо натянуло на себя первое попавшееся, как неважную маску. Ни одной живой черты, все каменно-тяжелое, все определенное и смертельно неподвижное. И глаза – две дырки, пробитые растопыренными рогами пальцев. Когда Тейю случайно заглянула в них, ей показалось, что прямо здесь и сейчас ее убьют.
– Куда? – выплюнул демон с непонятной насмешкой и выбросил вперед костистую лапу.
Тейю судорожно выдернула ногу из-под его когтей. Началась возня, перепуганные птицы пытались вырваться на свободу, и нападающий отмахивался от них, изрыгая непонятные слова. И Тейю, не рассуждая, отшатнулась до предела и вывалилась спиной в окно, выламывая гнилую раму. Над самой землей она судорожно вывернулась, плюхнулась на четыре лапы, приложившись о землю животом, и, задыхающаяся, полуослепшая, рванула прочь что было сил.
В третьем по счету дворе она едва не вылетела прямо на местного, лишь в последний момент успев принять человеческий вид за углом большого серого куба. Передняя сторона куба оказалась поднятой, и демон (то есть человек) как раз выходил изнутри, выкатывая нечто железное. Увидев Тейю в шаге от себя, он сначала уставился на ее голые ноги и, постепенно выпрямляясь, прополз взглядом до самой переносицы, надолго задержавшись где-то на полпути. За время этого путешествия оторопь на его лице постепенно дополнялась мешаниной эмоций, в которой Тейю увязла, оценив лишь общий настрой как вполне доброжелательный.
– Привет. – Его губы медленно растеклись в улыбке, а один глаз быстро подмигнул, словно сам собой.
Тейю тоже улыбнулась, расслабляясь.
– А ты чего здесь… В таком виде, а? Из дому, что ли, удрала?