Саша, застряв в пути, отчаянным взором уставился на Курилова, а тот хитрит и не торопится подбрасывать спасительную мысль.
Мячик, которым играли ребятишки, прыгнул два раза по гравию и попал точно между спорящими.
— И…эх! — выдохнул с досадой черноглазый шустрый мальчик и побежал за мячом.
— Не спешите, Саша, — говорит назидательно Курилов и подкидывает мяч несколько раз.
Саша стремительно несется кратчайшим путем к истине, его феноменальная память услужливо предоставляет новые и новые данные.
Курилов подкидывает мяч.
Мальчик лет десяти, в белой рубашке, в коротких штанишках с пояском и в сандалиях, нерешительно стоит перед ними, слушает мудреную Сашину речь и странно морщится.
— Извините, — говорит он вдруг и излагает формулу, к которой, словно к финишной ленточке, мчится взволнованный Саша, подстегиваемый колкими замечаниями Курилова.
Слова мальчика производят на ученых обжигающее действие. Мяч выкатывается из рук растерявшегося Курилова. Саша замолкает и бледнеет. Они недоверчиво смотрят на мальчика, а тот приветливо улыбается.
— Я хотел вам помочь, мне показалось — вы в затруднении, — говорит он и убегает к товарищам.
На скамейке остаются два оцепеневших человека. "Да, да! — думают они. — Все было именно так, мы сидели и спорили, подошел десятилетний мальчик и одним махом подвел черту нашему спору. Мальчик свободно оперирует сложнейшими абстрактными понятиями…"
Испепеляющее любопытство поднимает их со скамейки. Мгновение — и они возле играющих в мяч.
Задыхающийся от бурного бега Курилов спрашивает черноглазого мальчика:
— Как тебя зовут, малыш?
— Игорь.
Саша Любимов агрессивнее Курилова. Он атакует мальчика вопросом из анналов ядерной физики.
— А известно тебе, что…
Видимо, мальчику это известно, потому что он расцветает улыбкой, немедленно выясняет суть вопроса, и в тот момент, когда Курилов, подавляя невольную зависть, вынимает платок из кармана и начинает обмахиваться, вопрос решен.
Далее следует заявление мальчика, вежливое и безапелляционное:
— Метод рассуждений, которого вы придерживаетесь, устарел! Представьте себе, что вы хотите изучить повадку рыб и вытаскиваете для этого рыбу из воды! Нас учат в школе, что любой вопрос берется в совокупности… Простите за пример…
Молниеносным движением рука мальчика собирает воедино несколько неоднородных фактов, сжимает их в кулак, и — происходит чудо! — на разогнувшейся ладошке возникает ясная, кристальная мысль.
Мысль поражает ученых новизной, в то же время Курилов готов поклясться, что он приближался к ней. Ну, конечно! Это же грезилось ему однажды… Москва… беседа с американским физиком… ощущение — вот-вот!..
Грезилось и исчезло. И волшебно возвращено сейчас десятилетним Игорем, феноменальным мальчиком в белой рубашке и коротких штанишках.
— Что я наделал! — вдруг огорчается мальчик.
— Что? Что? — испуганы ученые.
— Папа и мама… Они ищут меня. Я же ничего не сказал им, ушел играть, и все.
Ученые смотрят туда, куда с виноватым видом вглядывается мальчик.
Папа и мама бегут, спешат, видят сына, машут ему руками.
Курилов тихим, восхищенным голосом говорит:
— Древние греки…
Саша Любимов односложно подтверждает:
— Да…
Игорь удивленно на них косится.
— Вот уж не древние греки… Нормальные люди — мои папа и мама…
Папа и мама подбегают к сыну, папа говорит всем:
— Здравствуйте!
К сыну:
— Где ты пропадаешь?
— Как можно? — возмущается мама.
— К машине! — восклицает папа. — Немедленно к машине, иначе мы не улетим!
— До свиданья! — говорит Игорь ученым.
— До свиданья! — говорят папа и мама ученым.
Взявшись за руки — папа слева, мама справа, посредине мальчик, — загадочная троица в белом направляется вдоль бульвара. Ученые ловят себя на том, что любуются их бегом. И люди на бульваре останавливаются и любуются их бегом…
Потом Курилов ужасается быстроте, с какой тайна уходит из рук. Он приказывает:
— Саша! Вы молодой, сильный — бегом за ними, не упускайте их!
Саша исчезает быстро. Курилов, отдыхая через каждые двадцать метров, тихонько поругивая возраст, пробегает два квартала и видит долговязую фигуру своего ученика.
Ученик стоит в неловкой позе и смотрит в небо.
Курилов яростно кричит:
— Упустили!
Саша вдруг смеется и мотает головой. Внезапно смех его стихает. Саша говорит:
— Эти "древние греки"… Они оттуда…
— Откуда?
Саша повествовательным тоном начинает:
— Я догнал их. Я спросил, кто они. "Из будущего!" — ответили они мне. Я намекнул, что меня ничуть не забавляют их шутки. Они повторили свой ответ. Некоторое время я бежал, обескураженный. Они заговорили между собой о каких-то неполадках в управлении. Папа сказал, что Игорь тронул не тот рычаг, и их занесло в прошлое время. Мама сказала, что теперь целый год Игорю не доверят такой сложной машины. Мальчик что-то возразил им, он так безбожно уснащал свои объяснения непонятными терминами, что папа сравнил сына с ожившим техническим справочником. Меня это замечание почему-то рассмешило, я фыркнул, они оглянулись на меня и засмеялись. На тротуаре стояла какая-то ребристая блестящая машина. Прохожие любопытствовали, трогали машину руками. Эти трое подбежали к машине, я остановился в пяти метрах от нее. Открыли люк, папа "крикнул людям: "Дальше, дальше, пожалуйста, отойдите!" Люк закрылся, машина вздрогнула, завибрировала и вдруг исчезла! Все по привычке стали смотреть в небо, ища ее следы. Но ведь она и не поднималась, она просто исчезла! И тут я поверил во все, что они говорили мне! Они оттуда… Они действительно оттуда!
Саша умолк и засмеялся.
Курилов говорит теперь, что ему снится часто мальчик Игорь, он играет в футбол и в промежутках между ударами по мячу рассказывает об античастицах.
Курилов рассказывает сон и смеется.
— Все правильно! Все правильно! Теперь я понимаю это слово — "будущее". "Будущее" — это десятилетний мальчик, владеющий мыслительным богатством гениев всех времен!..
А Саше Любимову снятся трое: мужчина, женщина и мальчик. Они бегут, они прекрасны, как большие белые птицы.
К.БЕМ (ГДР)
РЕПОРТАЖ ИЗ 1990 ГОДА (Международная премия)
Я совсем не сторонник утопий. Откровенно говоря, они меня не интересуют. Но после того как я познакомился с одной из них, я стал их иначе расценивать — вернее, не утопии, а вопрос их осуществления.
Все началось с того, что я слишком много выпил. Нет, не спиртного! Я не пью и не курю; иначе я совсем не пригодился бы для этого эксперимента. Почему же я сделал глоток из бутылки, а не из пробирки, как это полагалось бы? Почему глоток оказался слишком большим? Это зависело просто от того, что эксперимент был не официальный, а, так сказать, частный. Он был вызван громким, резким спором.
Мое неверие профессор переносил с кажущимся достоинством, но со скрытым гневом. "Только пятьдесят граммов, и ты исчезнешь", — сказал он. Я приложился к бутылке и выпил приблизительно тройную дозу. Вкус напоминал горькую водку.
Когда я проснулся, я увидел склонившегося надо мной сына. Но, как потом оказалось, это был совсем не мой сын, который к тому времени был на четверть века старше и находился далеко отсюда — обследовал рыбные пастбища в южных морях. Около меня стоял его сын — еще незнакомый мне — следовательно, мой внук. Он снял с моего лба холодный компресс и тихо спросил:
— Как ты себя чувствуешь, дедушка?
Человека, который считает себя еще молодым, едва ли может что-то больше расстроить, чем это обращение: дедушка! Я с огорчением закрыл глаза и решил не открывать их до тех пор, пока я не вернусь в наше время.
Из этого ничего не получилось. Такой закоренелый репортер, как я, любопытен уже по роду своей профессии. Тем более в моем положении он может делать все что угодно, только не закрывать глаза.