— Но ни одна сволочь не знает, что наш новоиспеченный министр трахнул Ванессу, когда ему было шестнадцать, а ей всего четырнадцать лет.
— Ты хочешь приплести сюда секс несовершеннолетних? — Кевин улыбнулся. — Подходяще.
— Ага, — кивнул Тони. — Это нарушение закона, хотя половина английских школьников этим по-прежнему занимается. Но разве их мамочки и папочки не будут шокированы?
— Думаю, что премьер-министр и его партия тоже не придут в восторг, — добавил Кевин.
Они позволили себе посмеяться.
— Мистер Кейнфилд будет доволен, если мы вытащим эту историю на свет Божий, — сказал Тони. — Отлично. Значит, сделаем вот что. Пока действует запрет, нам необходимо найти источник информации. Эта Энн Гроувер отказалась говорить с нашим парнем, да я и сомневаюсь, что она может быть нам полезной. Напиши статью на том материале, что мы имеем. Мы сосредоточим свое внимание на человеке, который играет не последнюю роль в деле Макиннона. А именно на Ванессе Локхарт. Отправляйся в Брайтон с фотографом, а я опять пошлю Дункана в Эдинбург к тетке этого парня. — Тони заерзал на стуле. — Пока не стоит говорить об этом материале нашему преподобному редактору, Кев.
Его коллега все понял. Тони был не в ладах с редактором с первого дня ее назначения, зато никогда не упускал возможности расположить к себе владельца «Кроникл» Фергуса Кейнфилда.
— А теперь иди, — отдал Тони приказ своему главному репортеру. — И держи меня в курсе.
Тони посмотрел на часы. Жаль, но информация не попадет в сегодняшний выпуск. Маловероятно. Все зависит от того, сколько продержится запрет на публикацию. Но как только он будет снят, власть предержащим уже не удастся сохранить в тайне эту историю.
Не удастся, если за это дело возьмется он.
Глава двадцать четвертая
Филип никогда еще не был в таком отчаянии. Его маленькая дочь до сих пор не нашлась, а перед ним стояла труднейшая задача, которая заставила бы оробеть даже самого искушенного политика, Как он признается жене, что человек, похитивший их ребенка, его внебрачный сын, о котором она даже ничего не знала? Ему остается только одно, решил Филип, — рассказать всю правду самому и надеяться, что Чарли его поймет.
Они с Чарли оказались едины в своем горе и как могли старались утешить друг друга.
— Дорогая, они не могли раствориться в воздухе, — уверял он, обнимая жену. — Кто-нибудь да обязательно видел их. В полиции работают опытные люди, и они уже ведут поиск свидетелей. Скоро Миранда будет с нами. — Филип старался говорить как можно убедительнее.
Всю дорогу домой Филип подбирал слова, какими он признается Чарли, что он отец Ангуса. Он должен сказать ей об этом — и полиции тоже — и без промедления.
В квартире негде было уединиться. В гостиной полицейские с магнитофонами окружили телефон. Крис Беннетт и недавно прибывший старейшина партии совещались в кабинете. Во всех комнатах эксперты снимали отпечатки пальцев. Единственным свободным помещением была ванная комната; здесь, присев на краешек ванны, Филип и решился сделать признание своей расстроенной жене.
Он взял ее руки в свои и сжал их.
— Я должен кое-что сказать тебе, и у меня нет слов, чтобы смягчить удар. Ангус Макиннон говорил правду. Он — мой сын. Мой и Ванессы.
— О Филип. — Чарли окончательно сникла. Ее голос звучал не громче шепота. — Почему ты не рассказал мне об этом раньше? Как ты мог держать такое в тайне от меня?
Голос у нее сорвался, и Филип обнял жену за плечи.
— Я никогда даже не видел его. К тому моменту, когда я узнал о его существовании, он был уже усыновлен. Ванесса настаивала, чтобы я никому не рассказывал о нем, даже после нашего развода, и особенно тебе. Она заставила меня поклясться.
— Но почему? Какое для нее имело значение, знаю я об этом или нет?
— Из-за девочек. Она смертельно боялась, чтобы они не узнали.
— Я бы ничего им не сказала.
— Я знаю, но она не хотела рисковать. В то время она была очень взвинчена, и я решил, что этим обещанием хоть немного успокою ее. Могу понять, что ты сейчас чувствуешь, но представляешь, что почувствовал я, когда узнал об этом ребенке?
— Когда это было?
— Она рассказала мне вскоре после нашей помолвки. Как-то вечером она повела меня в летний домик; она сказала, что хочет сделать одно признание и надеется, что оно не повлияет на наше решение пожениться. Я, конечно, был заинтригован, но думал, что это касается какого-нибудь любовного увлечения, которое у нее было раньше. Я не воспринял ее слова слишком серьезно.