Он покосился на меня.
— Хотел бы я об этом забыть, — он вздохнул. — Ну, зачем ты со мной полетела? Нужно было возвращаться на Рокнар.
Он слово в слово повторил мою недавнюю мысль, но во мне вдруг взыграл бес противоречия.
— Ещё чего! — возмущённо воскликнула я. — Может, позволишь мне самой решать, что мне нужно?
— Да ради бога, — негромко ответил он. — Но, по-моему, ты до сих пор не можешь этого решить.
Я развернулась к нему лицом и оперлась спиной на прохладную дверцу. Мне очень хотелось ему сказать, что я всё решила на Изумрудной и не собираюсь менять своего решения, что на настоящий момент он самый потрясающий мужчина из всех, кого я знаю, что он вообще единственный мужчина для меня, и что ради того, чтоб находиться рядом с ним, вполне можно стерпеть некоторые неудобства. Да и что это за неудобства? Разве я такая неженка?
Он уже в который раз посмотрел на меня.
— Чему ты улыбаешься? — настороженно спросил он, хотя в его голосе послышалось облегчение.
— Мне здесь нравится.
— Где здесь?
— На Клондайке.
— Не может быть. Я служу здесь восемь лет, и мне до сих пор не нравится. Я остаюсь только потому, что кому-то нужно здесь оставаться.
— Ничего, это пройдёт. Уже почти прошло.
— Неужели?
— Разве нет?
Он задумчиво посмотрел на дорогу, потом опять на меня.
— Да, пожалуй. Даже странно. Мне хочется поскорее добраться до своего зверинца и показать тебе мою клетку. Мне кажется, что там не так плохо, как я думал раньше.
— Ты прелесть, — с выражением крайнего сладострастия прошептала я. — И у тебя великолепное чувство юмора.
Он усмехнулся.
— Больше всего меня беспокоило, что тебе здесь будет плохо. Я готов был сквозь землю провалиться, только б не видеть тех недоумённо-раздражённых взглядов, которые ты бросала на всё вокруг. Не настолько я самоуверен, чтоб не сомневаться в том, что своим обществом смогу скрасить тебе пребывание в этой дыре. Но теперь, когда ты заявляешь, что тебе здесь нравится, мне тоже начинает казаться, что, в принципе, здесь можно жить.
— О’кей, — удовлетворенно мурлыкнула я, стаскивая с ног сапоги и сворачиваясь калачиком на широком мягком сидении. — Это первый и последний случай, когда мы друг друга не сразу поняли. Теперь всё будет хорошо. Ты будешь храбрым, как тигр, и защитишь меня от всех опасностей, а я буду нежной, как кошечка, и постараюсь, чтоб твоя холостяцкая клетка быстренько превратилась в уютное гнёздышко.
Я опустила голову ему на колени, благо, с этой стороны не было никаких рычагов, и закрыла глаза. Машина плавно покачивалась на неровной дороге. Шины шуршали успокаивающе, мотор пел какую-то странную протяжную песню и даже скрип тормозов на поворотах звучал теперь куда тише.
III
Когда Лонго разбудил меня, было уже почти совсем темно.
— Приехали, — проговорил он, наклонившись ко мне. Я перевернулась на спину, кротко приняла его нежный поцелуй и потянулась. — Ты и в самом деле похожа на кошку, — улыбнулся он. — Такую мягкую и домашнюю.
Я села, и выглянула в окно. Машина стояла на большой квадратной площадке, которую окружало тёмное беззвёздное небо. Потом я заметила вершины больших кубов и конусов, светящихся множеством ярких точек, похожих на звёзды, вздымающихся над краями площадки. Чуть в стороне, в нескольких метрах от машины, стоял серый домик, напоминающий огромную картонную коробку.
— Где это мы? — спросила я.
— На крыше тридцатиэтажного дома. Вон там, — он указал мне на светящиеся сооружения, — другие здания. А это, — он обернулся к «коробке», — наша квартира. Кажется, на Земле такие сооружения называются пентхаузами.
— Точно, — кивнула я и стала открывать дверцу.
— Осторожнее, — предупредил Лонго. — Здесь ещё холоднее, чем внизу, и к тому же разреженный воздух. Меня именно это и привлекло в этой квартире — похоже на наши горы. Кроме того, отсюда не видно улиц. На работе они, итак, успевают надоесть.
Я распахнула дверцу и какое-то время сидела неподвижно с закрытыми глазами, давая возможность лёгким приспособиться к новым условиям. Лонго тем временем вышел из машины и открыл дверь пентхауза. Наконец, я смогла встать на ноги и захлопнуть за собой дверцу. Голова не кружилась и недостатка кислорода я не чувствовала. Мой тренированный организм, привыкший и не к таким издевательствам, быстро адаптировался.
Я осмотрелась. Теперь я увидела и стеклянный павильон метрах в десяти, в котором, видимо, располагались пассажирский лифт и пешеходный спуск к лестнице, ведущей вниз, и каркасный временный гараж рядом с ним. «Фольксваген» стоял на прямоугольной платформе лифта, которая была почти незаметна на фоне полимерного покрытия крыши.