К вечеру мне уже начало казаться, что я не увижу в Мегаполисе ничего, что могло бы меня хоть сколько-нибудь порадовать. Именно тогда я и увидела эту витрину. По ней расхаживала манекенщица-робот с внешностью оранжевой пенелопской ягуарки. На ней было совершенно необыкновенное платье. Я даже остановила возле витрины автомобиль, чтоб разглядеть модель получше.
Плотный чёрный материал обтягивал тело манекенщицы от груди до бёдер, подчеркивая её тонкую талию и высокий бюст. От бёдер вниз расходились невесомые складки юбки, опускавшейся почти до пола. Чем ниже, тем легче и прозрачнее становился материал, так что стройные ноги просвечивали сквозь него, а в самом низу были окружены едва заметным прозрачным газом. Бархатные плечи были открыты, лишь верхняя часть рук чуть прикрыта пышными волнами из чёрного кружева, струящегося по верху корсажа. Это изысканное платье к тому же мерцало, словно было сшито из отрезов ночного неба, взятых где-то в периферийной части галактики.
Я несколько минут сидела за рулем, соображая, как это можно было додуматься соединить глухую строгость основного силуэта с полупрозрачной юбкой и открытыми плечами, а потом решила, что вместо того, чтоб заниматься абстрактными размышлениями, лучше посмотреть, как этот туалет будет смотреться на моей фигуре.
Тщательно заперев дверцу «Сокола», я направилась в магазин и вышла оттуда только через два часа, облегчив свой запас наличных денег вдвое, но загрузив задние сидения автомобиля почти полностью. Я ещё не забыла утренний разговор и, в отличие от Лонго, не испытывала отвращения к светской жизни, что было либо приметой моего не слишком юного возраста, либо следствием того, что я уже поумнела и перестала шарахаться от роскоши из-за того, что она развращает.
На улицах начало темнеть. Я уже знала, что это совсем не свидетельствует о скором наступлении ночи, но всё же день подходил к концу. Ехать домой и сидеть там в смиренном ожидании мне не хотелось, и я решила посмотреть, где работает Лонго. Сверившись с навигатором, я направила машину в сторону восточного округа Мегаполиса.
VI
Участок находился на небольшой площади вдали от шикарных проспектов. Это оказалось приземистое здание в два этажа с пристройками, которые, скорее всего, были гаражами и мастерскими для андроидов. Над входом висел бронзовый символ колониальной полиции — короткий широкий меч, покрытый сверху щитом — что-то очень похожее на древнюю эмблему земных правоохранительных органов. На щите сияли различные знаки, обозначавшие на разных языках одно и то же — число двадцать шесть.
Припарковав машину возле участка, я подошла к двери и взялась за ручку. Уже в этот момент я услышала нестройный гул, доносившийся изнутри.
Войдя, я попала в просторный почти круглый зал, в центре которого располагался огромный пульт, за которым восседал широкоплечий минотавр с маленькой сухой головой и отполированными рогами. Рядом с пультом стояло несколько столов, за ними расположились полицейские, которые усердно что-то писали или лихо барабанили по клавиатурам встроенных в столы компьютеров.
Правая от меня стена была прорезана несколькими дверными проемами, забранными решетками и окантованными красными металлическими полосами, что свидетельствовало о том, что на одно железо здесь не полагаются, подкрепляя его прочность мощными силовыми полями. Слева высокая арка вела к лестнице на второй этаж, а в глубине зала виднелась дверь с надписью на космолингве: «Начальник участка».
— Чем мы можем вам помочь, мадам? — вежливо осведомился минотавр, привстав из-за пульта.
— Мне бы хотелось поговорить с лейтенантом, — ответила я.
— Очень жаль, мадам, но лейтенант сейчас занят. Он ведёт допрос подозреваемого. Быть может, вас удовлетворила бы беседа с его заместителем?
— Нет, — улыбнулась я. — Я лучше подожду.
Он указал мне на кресло в стороне и занялся своими делами. Не успела я сесть, как дверь участка распахнулась, и в помещение ворвался высокий худощавый человек в развевающейся алкорской тоге. На чеканном широком поясе у него висел великолепный короткий меч со спиленным гербом. Его тонкая нервная рука сжимала эфес, золотистые шёлковые волосы несколько растрепались, а на красивом высокомерном лице застыло грозное выражение, что свидетельствовало о том, что вновь вошедший сильно разгневан.