Выбрать главу

Лонго был прав, Рут Альбелин не имел отношения к этому мятежу. Я не могла бы поручиться за это головой, но чувствовала, что это так. Ему это было уже не интересно, и он давно выбрался за пределы колонии. А значит, заговор организовал кто-то другой. Кто-то, кто имел доступ к секретной информации колониальной полиции. И наивно было бы думать, что этим мятежом всё и закончится. Заговорщиков нужно было найти, пока они не устроили очередную провокацию или очередной мятеж. Но как на них выйти? Проще всего было допросить мятежников, но воз­можно ли это? Да и вряд ли они знают интересующее нас имя.

Впрочем, я с радостью бы оставила это дело на ответственность Торсума. Меня куда больше интересовал Лонго, но теперь я беспокоилась за него. Он, как мне казалось, совершил большую ошибку, открыто изложив свою версию и взяв на себя её проверку. Это лишь увеличило риск и в любом случае уменьшило шансы добраться до центра заговора. И вообще, всё это было так по-ормийски! Комендант колонии созывает свою гвардию и выкладывает как на духу детали секретного расследования, а Торнадо чистосердечно заявляет, что считает его версию ерундой и собирается искать заговорщиков в рядах полиции. И информация потекла по множеству каналов в разные стороны, и рано или поздно она дойдёт до тех, кого нужно бы держать в полном неведении о замыслах полиции.

Время ползло, как черепаха. День на Клондайке и без того был длиннее земного и даже рокнарского, к которому я уже успела привык­нуть, а теперь он словно застыл в самом начале. Я буквально не зна­ла, как дожить до вечера. Если б ещё можно было побродить по улицам, зайти куда-нибудь и за чашечкой кофе посмотреть на людей… Это показалось мне неплохой мыслю. Я, конечно, не собиралась немедля надевать туфли и мчаться к лифту. За свою долгую и не слишком спо­койную жизнь я убедилась в мудрости изречения: «бережёного бог бере­жёт», и потому не стала бы без нужды рисковать даже в том случае, если опасность была чисто гипотетической. Однако я заварила себе кофе, развернула стул от компьютера к настенному экрану и включила телевизор. Мне пришлось несколько раз переключать каналы, чтоб, наконец, найти что-то пристойное и с ограниченным количеством крови. Фильм был довольно глупый, но он уже заканчивался. Потом показали биржевые новости, за ними рекламу «ручных гранат фирмы Кру-ас», предназначенных для самообороны «в случае, если вашу машину пытаются остановить граби­тели». Вслед за этим началось трёхчасовое шоу религиозной миссии с какой-то невероятно далёкой, но очень озабоченной положением несчастных узников, планеты. Это было довольно скучно и совсем не умно. Я уже хотела переключить на другой канал, когда в шоу объявили перерыв и начались новости.

Я даже представить себе не могла, что в колонии, как и в остальном мире, есть программы новостей, есть репортеры, похожие на охотничьих собак, одержимых манией величия, есть нудные коммента­торы, которые либо говорят то, что итак всем ясно, либо руга­ют всех и вся, есть очаровательные эмансипированные дикторши, воспринимающие любую информацию как дело всепланетной важности или, по меньшей мере, своё личное дело. Здесь тоже всё это было.

Сначала на экране возникла голубенькая дикторша с длиннющими ресницами и взбитым хохолком алого цвета на маленькой лысой голов­ке. Она высказала в высшей степени ценное соображение, что жить в Мегаполисе становится опасно. Затем она витиевато развила эту мысль, заявив, что на полицию нынче полагаться нельзя и в заключение привела убийственный аргумент: в полицейских нынче тоже стреляют. Таким образом, она подвела зрителей к сенсационному, по её мнению, сюжету, снятому съёмочной группой информационного канала в…

Я вскочила. На экране появилась знакомая мне небольшая площадь, над которой сверкал в лучах Джо бронзовый щит, покрывающий короткий широкий меч. Возле подъезда двадцать шестого участка собралась толпа. Её оттесняли в стороны невозмутимые патрульные андроиды. В кад­ре возник маленький белёсый человечек с мордочкой пожилой таксы.

— Мы ведем наш репортаж из восточного округа Мегаполиса. Несколько минут назад у самых дверей двадцать шестого полицейского участка был застрелен неизвестным преступникам лейтенант колониаль­ной полиции!