— Знаю, — прервал он, улыбнувшись. — Когда я был молодой и глупый, я спросил себя: я жертвую собой ради нашего великого дела или жертвую великим делом ради себя. Либо грязь, либо золото, либо роскошь, либо жизнь впроголодь, либо борьба, либо любовь. Я решил всю жизнь отдать борьбе за великое дело, даже если придётся жить впроголодь и в грязи. Я презирал чистых и счастливых и преклонялся перед грязными и несчастными. Я стыдился своего лица, мне казалось, что украсить его могут только шрамы.
— Глупо, — усмехнулась я.
— Конечно, — согласился он. — Если б я так жил, то давно бы уже умер от ран и от истощения, потому что грязь и голод отнимают силы, которые нужны для борьбы, и ничто так не восстанавливает их так, как любовь
— В роскошной обстановке! — рассмеялась я.
— Не обязательно. Достаточно будет, если удастся найти роскошную женщину.
Я обняла и поцеловала его в губы.
— Да, — вздохнул он. — Теперь я могу свернуть горы!
— Не надо. Лучше найди Галлахера и посади его в одну из ваших уютных камер.
ХIV
Ориентировка по Билли Галлахеру была передана во все участки Мегаполиса. Его портрет и приметы пропускались через сложные схемы кибернетических мозгов всех патрульных андроидов, его данные доводились до сведения всех детективов и сексотов, обитающих на всех ступенях социальной лестницы Мегаполиса. Время от времени на пульт двадцать шестого участка поступали сведения, извлечённые из блоков памяти регистрационных устройств и постовых. К вечеру мы уже знали, что Галлахер прибыл в Мегаполис вчера утром, снял номер в небольшом отеле на окраине, но уже около суток не появлялся там. Его видели на Амон-Стрит, в казино «Мейбл» и в оружейной лавке Хиггса, где он покупал запасные энергокристаллы для «Кольт-спейса» и лазерного карабина «Квазар» с оптическим прицелом. Но с этого утра его никто и нигде не видел, и хотя, появись он сейчас в поле зрения любого стража порядка, он был бы немедленно задержан, особой надежды на успех почему-то не было.
— Он мог изменить внешность, — проговорил Клайд. — Он мог временно залечь на дно, он мог кого-то подослать вместо себя.
— Нет! — перебил его Лонго. — Настоящий охотник работает только в одиночку. Он пойдёт сам.
— Ага, — кивнула я, — прямо в участок с карабином наперевес. Вы проверили его прежние связи?
— Нет. Ждали твоего указания.
— Пусто?
— Ну конечно! Он же прекрасно знает наши методы! Не такой он дурак, чтоб лезть в капкан.
— Он полез в него, когда решил тебя убить, — я взглянула на Лонго.
— Звучит красиво, но пока малоубедительно…
Он вздохнул. За окнами уже стемнело. Мы сидели при свете в его кабинете, он — за своим столом, мы с Клайдом — в креслах напротив. На фарфоровых блюдечках дымились чашечки с ароматнейшим кофе, сотворённым детективом Ласи, тем самым дино-эрдцем, что был вместе с каркарцем Шаратом на Изумрудной.
— Ты его знаешь, — снова заговорила я. — Что он может сейчас делать?
— Он мог сильно измениться за семь лет, — ответил Лонго.
— Ты тоже, но он об этом не знает. Он помнит тебя прежнего и, исходя из этого, планирует свои действия.
— Тогда вопрос состоит в том, что б я делал в подобной ситуации семь лет назад? Я бы не стал сидеть и ждать, я взял бы «Поларис» исам пошёл по его связям. А он бы стал за мной наблюдать и ждать, когда я ошибусь… Но если я ничего не предпринимаю, то это должно сбить его с толку. Он думает, что-либо я задумал что-то хитроумное, либо, не дай бог, поумнел. Он начинает нервничать, сомневаться, потом ему будет невмоготу сидеть на одном месте, и он начнёт действовать.
— И?
— Если я поумнел, то придётся ждать, когда он сваляет дурака, — Лонго, который было оживился, снова расслабился в своём кресле и даже поднял ноги на стол. — Как это ни ужасно, а я поумнел. Или постарел.
Я улыбнулась. Клайд тоже едва сдержал усмешку. Потом раздался зуммер. Лонго мигом сменил позу и, когда в воздухе вспыхнул шар его личного видеотектора, он уже сидел с видом спартанца Леонида в Фермопилах, но, увидев абонента, он снова расслабился. Из глубин стереоэкрана на него смотрела туманно-чёрными очами сирена из «Паласа». Это была Сапфира. Теперь я заметила, что, несмотря на косметику и богатый наряд, она выглядит не слишком молодо.
— Лонго, — грудным голосом с придыханием проговорила она, — я только что получила известия с Ормы. Ты мог бы приехать?
— Я занят, Сапфира, — с досадой отмахнулся он. — Я на службе.
— Лонго, с Рамином случилось несчастье.
— Что такое? — насторожился он.
— Он заболел. Серьёзно. Отец не стал бы без нужды тревожить нас.