— Была, — кивнула я. — Но номер удостоверения называть не стану. А что, в памяти вашего суперкомпьютера, пропустившего меня в зал, сведений об этом не осталось?
— Вы потом объясните, как вы обошли нашу систему контроля. Никакого удостоверения у вас нет! Это лейтенант Руфах пропустил вас в зал. Разве нет?
— Нет.
— Продолжим. На заседании вы узнали о том, что ведётся следствие.
— Раньше нам это и в голову не могло прийти! — едко вставил Лонго.
— Вам не могло прийти в голову, что следствие идёт по правильному пути! Вы тут же приложили все усилия, чтоб сбить нас со следа. Вы даже не побоялись заявить о своём личном знакомстве с Альбелином.
— Как будто не вы теребили меня за пуговицу, намекая, что неплохо было бы выйти с ним в контакт, когда пропал тот пелларский инспектор!
— Но вы очень рьяно защищали его на заседании.
— Вспомните, что я тогда говорил! Я ни слова не сказал в его защиту. Я лишь пытался вбить в ваши пустые головы, что вы ищите не там!
— Именно это я и имел в виду. А ещё то, что вы осмелились бросить тень на Колониальную Полицию.
— Не на полицию, а на одного предателя в её рядах, и не бросить тень, а пролить свет!
— Вы имели в виду себя?
Лонго стиснул зубы и промолчал. Мне начало казаться, что он уже на пределе.
— А дальше вы разыграли грандиозный спектакль, — продолжил Торсум. — Наконец-то, на сцене появляется ваш друг Альбелин. Это ведь он явился к Галлахеру в Заире? Вы решили разыграть покушение на вас лейтенант, чтоб закрепить за собой репутацию борца с врагами, который не боится их мести. Смерть Родригеса была оплачена тем миллионом, что вы получили за полёты, мисс Бентли?
— Нет.
— Впрочем, теперь это доказать уже трудно, ведь чек наверняка погиб при том загадочном взрыве на крыше небоскреба, верно? Кстати, лейтенант, почему вы не рассказали в участке о том, что на вас покушались второй раз?
— К слову не пришлось, — огрызнулся Лонго.
— Можно подумать, у вас каждый день взрываются квартиры. А почему впоследствии, на допросе Галлахера вы не коснулись этой темы?
— Я отложил это на утро.
— Ладно, к допросу мы ещё вернёмся. Теперь обратим внимание на задержание Галлахера. Это тоже был небольшой и отлично поставленный спектакль: с рукопашной схваткой и даже с бластером в руках коварной злодейки. Почему ты один пошёл в квартиру к Сапфире? Почему ты не арестовал её за покушение на жизнь полицейского?
— Это не было покушение на полицейского. Она хотела убить меня. Это была личная месть.
— А я думаю, потому что она была вашей сообщницей, лейтенант, и она помогла вам взять Галлахера, который даже не подозревал, что оказался жертвенным бараном в вашей пьесе! Позже, допрашивая Галлахера, вы старались, чтоб он отказался от показаний насчёт внешности человека, подкупившего его, так же вы поступили и при допросе анубиса.
— Ну, ложь анубиса я доказал.
— Допустим. Но почему вы так настаивали на том, что лжёт Галлахер?
— Потому что он лгал.
— Где доказательства?
— Я надеялся получить их утром.
— Ты надеялся не получить ничего! Потому что убил и этого свидетеля! Как ты его убил?
— А ты не знаешь? — Лонго поднял глаза на комиссара.
— Я хочу услышать твою версию.
— Я его не убивал. Как он был убит, я изложил в рапорте, а кем… Я б сам хотел это знать.
— Что, эти сказки про мину в сердце и провода? Торнадо! Да кто этому поверит! Тем более что все эти занятные сведения исходили от твоей любовницы.
Лонго вскочил, но тут же без сил упал в кресло и зло посмотрел на Торсума.
— Всё было проще, Торнадо. Ты просто его отравил, а труп сжёг. Ведь это вы на пару осматривали его в камере? Чем вы его облили?
Лонго молчал, глядя в пол. Эти безумные сутки, смерть Билли, известие о гибели Аблада, тяжесть обвинения, кажется, лишили его способности защищаться.
— Тебе нечего сказать? — тихо спросил Торсум.
— Я устал. Дай мне хоть несколько часов передышки.
— Оставьте нас.
Остальные, находившиеся всё это время в стеклянной клетке и внимательно следившие за допросом, не торопясь вышли. Появились два охранника.
— Сдай оружие, Лонго.
Тот молча достал из кобуры бластер и положил на затянутую в чёрную перчатку ладонь охранника.
— Вы, мисс.
Я без разговоров извлекла из-за пояса пистолет Рузаф и тоже отдала его. Увидев изящную вещицу и, видимо, узнав её, Торсум болезненно поморщился.