— Это вы, господин лейтенант? — удивился он и покосился на меня.
— Нам бы нужно где-нибудь переночевать, господин Антрен, — произнёс Лонго.
— Да, конечно, — закивал тот и куда-то исчез, оставив дверь открытой. Через несколько секунд он вернулся с ключом. — Двенадцатая квартира в восьмом боксе на двадцать шестом этаже, господин лейтенант.
— Благодарю вас, — Лонго взял ключ, и повернулся к лифту.
— Прошу прощения, господин лейтенант, — остановил его Антрен.
Лонго обернулся.
— Видите ли, господин лейтенант. Сегодня приходили люди из префектуры. Они велели позвонить, если вы появитесь. Я, конечно, не стану звонить, если вы не скажете, что я должен это сделать.
— Вы должны позвонить, — вздохнул Лонго. — Но в таком случае нам придётся провести ночь на улице.
— Бог знает что происходит! — воскликнул тот. — Или в мире не осталось справедливости, или власти сошли с ума!
— Они просто ошибаются, господин Антрен. Скоро они это поймут, но до того нам придётся избегать встреч с некоторыми людьми.
— Я никуда не стану звонить! Живите хоть целый месяц.
— Спасибо, господин Антрен.
— И ещё, господин лейтенант. Я прошу вас не искать другую квартиру! Ваш пентхауз будет восстановлен в течение недели. Мы всё сделаем там так же, как прежде, если вы не пожелаете что-нибудь изменить.
— Пусть всё будет, как прежде, — улыбнулся Лонго.
Улыбка исчезла с его лица, как только сдвинулись створки лифта.
— Ничего не понимаю! — воскликнул он. — Антрен всегда был предупредителен и вежлив. Я надеялся, что эти парни ещё не появлялись здесь и ему ничего не известно, но чтобы так… Он же меня почти не знает!
— Он тиртанец? — уточнила я. — Тогда всё ясно. Было бы странно, если б тиртанец донёс на того, кто попросил у него помощи, даже если б он точно знал, что этот кто-то закоренелый злодей. Я вообще иногда поражаюсь, как они умудряются жить в космосе со своей доверчивостью и безоглядной добротой. А как они живут здесь?
Квартира была небольшая: комната, мебелированная в виде спальни, тут же в нише кухонная плита, холодильник, мойка и синтезатор.
— Здесь что, нет окон? — поинтересовалась я, оглядывая слепые белые стены.
— Меня больше интересует, есть ли здесь душ. И на сей раз, я воспользуюсь им первый.
— На здоровье, — пожала плечами я, заглядывая в холодильник. — Пусто. А жаль. Надеюсь, что хоть пищевой синтезатор работает.
Лонго уже обнаружил дверь в ванную и скрылся за ней. Я возилась с синтезатором, когда в дверь позвонили. Проверив, легко ли вынимается из кобуры бластер, я открыла. На пороге стояла невысокая худенькая девушка в розовом халатике. У неё были глаза святой с картин итальянских мастеров эпохи Возрождения, а в руках она держала стопку белья.
— Здравствуйте, — тихо и кротко произнесла она.
— Здравствуйте, — ответила я и с трудом удержалась, чтоб не назвать её деточкой. — Входите, прошу вас.
— Меня зовут Янта, — сказала она, проходя в комнату. — Я дочь господина Антрена. А где господин лейтенант?
— Он принимает душ.
— Боже! — ужаснулась она. — Там же нет полотенца!
— Ничего страшного, — успокоила её я. — Господин лейтенант однажды уже попал в такое неловкое положение и, уверяю вас, вышел из него без малейшего ущерба для себя.
Она положила стопку на широкую белую постель, посмотрела на дверь ванной и, виновато улыбнувшись мне, пожелала спокойной ночи. Когда она ушла, я взяла полотенце и вошла в ванную. Лонго стоял под ледяным душем с видом раннехристианского аскета, на которого нисходит божья благодать.
— Кто приходил? — не открывая глаз, спросил он.
— Янта. Принеслабельё и, в частности, полотенце.
— Повесь туда.
Он ни жестом, ни взглядом не показал куда, но я догадалась, что он имеет в виду вешалку. Выполнив указание, я снова обернулась к нему. От душа так и несло холодом.
— Ты не заледенеешь? — поинтересовалась я, осторожно подкручивая кран с горячей водой, но пока не трогая рычаг переключения.
— Тёплая вода для младенцев и женщин, — ответил он.
— Конечно, — согласилась я. — Только настоящий мужчина может выдержать холод горных рек, текущих с ледников. Это настоящее испытание на выносливость.
— Не преувеличивай. Просто холодная вода бодрит.
— Лучше всего бодрит контрастный душ, дорогой, — произнесла я елейным голоском и повернула рычаг.