— Не убивай! — выкрикнул Олег, когда Рафаэль поднял меч и резко опустил его вниз, чтобы расколоть голову жрицы Селессарины. — Это мать Зардиира.
В последний момент Рафаэль развернул кисть и клинок, вместо того, чтобы опуститься острой кромкой, ударил женщину плашмя. Жрица сто шестидесятого уровня тут же потеряла сознание, а её шкала здоровья глубоко ушла в красную зону.
— Подумаешь, мать Зардиира, — недовольно произнес Ромка, потирая запястья на которых отпечатались следы от глубоко врезавшихся в кожу пут. — Она и две её младшие сестры трижды забили меня плетями до смерти. Боль ужасная. Ты можешь себе представить ощущения, когда каждый удар кнута вырывает из твоего тела кусок плоти, обнажая кости и внутренние органы?
— Это очень больно, — вместо Олега ответил Рафаэль. — Я, когда был ещё юношей, за непочтение к друиду был наказан розгами. Мне публично, на центральной площади, на глазах у всех жителей деревни, нанесли десять ударов. Я после этих ударов с трудом поднялся со скамьи, а спать на спине смог только через месяц.
— Вот ты меня понимаешь, а Хельгу, по-моему, плевать на мою психическую и физическую травму!
— Слушай, — Олег с большим трудом сдержал смех. — Некоторым, кстати, очень нравится, когда обнаженные темнокожие женщины бьют их плетью.
— Ты ещё и прикалываешься?! Давай приведем Селессарин в сознание и пусть она тебя отшлепает плетью, на конце которой вплетены стальные нити.
— Линкс, хочешь, я отрублю этой стерве голову? — впечатлённый рассказом Ромки, предложил Рафаэль.
— Не называй её стервой, это мама Зардиира! — Ромка нахмурил брови. — А голову можешь отрубить, как тем двум, — он кивнул в сторону двух обезглавленных тел жриц.
— Не надо её убивать, — попросил Олег. — Иначе испортим отношения с Зардииром.
— Вообще не факт, — не согласился Ромка. — Она его в жертву хотела принести. У дроу семейные отношения не такие, как у людей или эльфов. Их богиня Ллос злонамеренна в своих отношениях с другими. Некоторые полагают, что она безумна, потому что Паучья Королева стравливает своих собственных прихожан друг с другом в бесконечной борьбе за "статус". По традиции, третий сын приносится ей в жертву!
— Она не богиня, — темный архангел убрал огромный меч в ножны. — Это дроу её считают таковой, но боги её не признают и призирают…
— Да? Ты действительно так думаешь?! — от входа в храм послышался приятный, мелодичный женский голос. Переступая через трупы воинов, к алтарю шла красивая, стройная, длинноногая девушка. Большие агатовые глаза с интересом смотрели на троицу, стоящую возле поверженной жрицы, а на полных, алых губах играла легкая улыбка. Девушка грациозно поднялась по ступеням на площадку, где располагался алтарь и остановилась в нескольких шагах от Рафаэля.
— Да, я так думаю! — насупившись, ответил архангел, положив ладонь на рукоять меча.
— Ну, ладно, — девушка легко пожала плечом и повернула лицо к Роману. — Так это тебя, бессмертный, истязали на алтаре?
— Меня, — Рома кинул взгляд туда, откуда только что пришла девушка и чертыхнулся. Вход был перекрыт высокоуровневыми жрицами и солдатами, вооруженными арбалетами.
— Ты был мужественен, не издал ни одного крика, не просил пощады и не умолял о быстрой смерти. Это достойно уважения!
— Спасибо, конечно, на добром слове, но пытки пленных запрещены женевской конвенцией.
— Кем запрещены? — растерялась девушка, и нахмурилась, отчего на её челе, обрамленном восхитительной диадемой, появились морщинки.
— Не бери в голову, — Ромка махнул рукой. — Я просто хочу сказать, что это бесчестно. А самая большая подлость избивать, пытать и мучать того, кто слабее тебя, либо в силу обстоятельств, — юноша кивнул головой на веревки на алтаре. — Не может оказать достойного сопротивления.
— Ты странно рассуждаешь, — девушка, задумчиво глядя в лицо Роману, приблизилась к нему почти вплотную. Несмотря на то, что на её изящных ступнях были босоножки на высоком каблуке, она уступала ему в росте минимум десять сантиметров. — Сильный убивает слабого, унижает беззащитного. Разве может быть иначе?
— Не знаю, — честно ответил Ромка. — Я над этим не думал и сейчас не готов дать ответ.
— Посуди сам, Линкс, — ладонь девушки коснулась щеки юноши. — Разве не сильные мужчины насилуют слабых женщин, разве не сильные мужчины заставляют слабых женщин готовить, стирать, убираться… А кто проводит бессонные ночи перед колыбелью заболевшего младенца, разве мужчина?