– Бренд выглядел так, словно был готов на убийство.
– Честное слово, я не знаю, почему. Он ведь получил то, что хотел – Сесилию. Едва ли у него есть причины ревновать, ведь я не видел её девять лет, – Энтони вздохнул. – Я всегда думал, что у него лёгкий характер. Возможно, я не знал его так хорошо, как мне казалось. Я вообще многого не знал.
Эмма подозревала, что, когда между двумя мужчинами встаёт женщина, эмоциональное уравнение может измениться самым драматическим образом. «По её мнению, Бренд, конечно, изменился с тех пор, как она видела его юношей. Но что она знала? Она была всего лишь стареющей девицей, купившей себе мужа». Она начала заплетать волосы в косу.
– Возможно, когда Бренд отойдёт от потрясения, что ты здесь, его настроение изменится.
– Может быть, – произнёс Энтони, явно в этом сомневаясь.
Эмма завязала конец косы, поднялась и подошла к кровати. За окном падали снежные хлопья. Она надеялась, что они продолжат идти. Она всегда любила красоту и покой свежевыпавшего снега. Сняв халат и повесив его на стул, она скользнула под одеяла.
Таким же, лишённым эмоций голосом, как у неё, Энтони сказал:
– Ты можешь дать мне одно одеяло? Я постелю себе на полу.
Было бы намного проще, если бы он был подальше от неё, но она не могла быть такой эгоистичной.
– Ты там замёрзнешь, – произнесла она самым практичным тоном гувернантки. – Кровать достаточно большая для нас обоих, – она перекатилась на свою, дальнюю от него, половину, воздвигнув вокруг себя защитную преграду из одеял как безошибочный знак того, что она не потерпит никаких любовных поползновений.
Она услышала шуршание снимаемой одежды. Перед ужином она бы стала подглядывать, чтобы восхититься его телом. Но не сейчас.
Энтони погасил все свечи, кроме той, что стояла на подоконнике. На ней был жестяной отражатель, который направлял большую часть света в окно. Затем матрас под его весом прогнулся.
Хотя Энтони не прикасался к ней, Эмма остро чувствовала его близость. «Её муж. Она была абсолютно вправе перекатиться и прижаться к нему. Возможно, он крепко обнимет её и скажет ей, как она мила, и что он очень счастлив быть именно с ней, а не с Сесилией… Она не должна была думать о Сесилии. Теперь образ её мужа и женщины, которую он любил, отпечатался в её сознании. Он никогда так не смотрел на Эмму. С безжалостной честностью она признала, что, возможно, никогда и не посмотрит. Попытка построить новый брак в Харли была ошибкой. Их окружало слишком много призраков, и не все из них были мертвы».
С трудом сглотнув болезненный ком в горле, Эмма закрыла глаза и приказала себе заснуть.
Глава 7
Шли часы, и дыхание Энтони давно стало медленным и размеренным, а Эмма всё никак не могла заснуть. Никогда раньше не деля постель с мужчиной, она отлично осознавала, что тёплое, очень мужественное тело Энтони было от неё всего лишь в нескольких дюймах. С мыслями о нём и о ещё более безрадостных перспективах её брака спать было невозможно.
Наконец со вздохом отчаяния она выскользнула из постели. В комнате было холодно, поэтому она тихонько подбросила в камин ещё один совок угля. Потом она подошла к окну. Небольшой снежок усилился до крупных лёгких хлопьев, густо падающих в безветренном воздухе и покрывающих всё вокруг безупречно белой мантией.
Не в силах устоять, она сняла закреплённую на подоконнике свечу и отставила её в сторону. Затем она открыла створку и высунулась из окна. Воздух был свежим, чистым и бодрящим. Холодным, но не неприятным. Она глубоко вдохнула, почувствовав себя обновлённой.
В голову пришла безумная мысль. «Ведь ей всегда нравились снег и крыши Харли. Почему бы не вылезти наружу? Крыша в этом месте была не очень опасной, потому что по краю шла невысокая декоративная балюстрада. Между скатом крыши и балюстрадой был проход шириной в два фута[11]. Она с легкостью могла выбраться туда и отправиться исследовать крыши».
Эмма бросила через плечо взгляд на Энтони. Её муж спал, как убитый. Он никогда не узнает, что она уходила.
Эта идея показалась ей очень правильной. Небольшая шалость позволит ей почувствовать себя в меньшей степени простушкой Эммой Стоун и в большей – отчаянной леди Верлэйн, которой она хотела быть.
Эмма на ощупь дошла до шкафа и нашла свой плащ и полусапожки. Скользнув в них ногами, она набросила плащ прямо на ночную сорочку. Затем она выкарабкалась из окна. Снег на крыше был глубиной три–четыре дюйма[12].
Прикрыв за собой качающиеся оконные створки, Эмма пошла по узкой дорожке. Плащ обвивался вокруг её ног. Справа от неё была пологая крыша, а слева открывались широкие ночные просторы. Царила чудесная тишина. Снежные хлопья отражали и усиливали слабый свет, превращая его в жемчужное потустороннее сияние. Её беспокойство начало уходить, оставляя лишь чувство безмятежности.
Перейдя через длинную прямую центральную крышу, Эмма дошла до труднопреодолимого угла, где восточное крыло соединялось с главным зданием. Вместо того, чтобы, рискуя жизнью, перебраться через него, она присела в уголке. Защищенное со всех сторон место давало ей возможность великолепного обзора зимнего пейзажа с покрытыми снегом равнинами и видами Харли. С этого ракурса большой дом казался чужим и красивым. Очень запоминающимся.
Одна в ночи она смогла, наконец, расслабиться, что ей никак не удавалось сделать в спальне. Она подумала о Гарольде Гривзе, лежащем в свежевырытой могиле рядом со своей женой. «Падал ли на их место последнего упокоения в Лондоне такой же снег? Мистер Эванс говорил, что они были очень близки, как бывает только у бездетных пар».
Эмма закрыла глаза и вознесла молитву, чтобы мистер Гривз воссоединился со своей женой в каком–нибудь лучшем месте. Каждый день она молилась за это не менее одного раза. Ей казалось, что это – самое малое, что она может для него сделать. Странно, как её жизнь полностью изменилась из–за человека, которого она никогда не встречала.
Она поплотнее завернулась в плащ. Холод потихоньку проникал в неё, но она была ещё не готова вернуться внутрь. «Позже. А пока она просто позволит своим мыслям плыть по течению…»
* * *
Энтони проснулся, когда рядом что–то громко стукнуло. Ветер распахнул створки окна, и в комнату летели снежинки. Через мгновение он вспомнил, где находится. «Харли. Эмма. Комната в башне. А где же Эмма? – в постели рядом с ним её не было. Он сел и обвёл взглядом комнату, но в слабом свете камина её нигде не было видно. Он поднялся и зажёг несколько свечей. Эммы не было, хотя дверь всё так же была заперта изнутри. – Как же она смогла выйти? – его взгляд дошёл до распахнутого окна, и он застыл. Рождественская свеча была снята с подоконника. – Господи, нет! Она же говорила ему о своей детской мечте полететь с крыши, воспарив над холмами. Не могла же она так расстроиться из–за его случайной встречи с Сесилией, что спрыгнула с крыши? Или могла? – похолодев от страха, он распахнул настежь створки окна и посмотрел вниз на двор в ужасе оттого, что может увидеть далеко внизу её переломанное тело. Ничего необычного он не увидел… – Но, если она спрыгнула, то к этому моменту снег мог её уже запорошить, – он вцепился в подоконник так, что побелели пальцы. – Если из–за него она сделала что–нибудь ужасное… Господи, пожалей их души! – потом Энтони заметил еле видные отметины на узкой дорожке под окном. – Возможно, это – человеческие следы, но их уже так занесло снегом, что они были едва различимы. Но зачем, чёрт побери, ей понадобилось вылезать на крышу посреди ночи?»
Не желая возиться с сапогами, Энтони натянул пару лёгких вечерних туфель. Затем набросил на ночную сорочку свой плащ и вылез на крышу. Снег был глубиной около шести дюймов, и тот же поднимающийся ветер, что распахнул окно, бросал ему в лицо тысячи колючих снежинок.