— Готово, — объявил он, довольный, возвращаясь к подруге. — Теперь нам никто не помешает.
Он рывком содрал собственные одежды, и Антиклея, увидев его мужское достоинство, заметно вздрогнула. Сизиф застыл, давая ей возможность привыкнуть к зрелищу, а после спросил:
— Ты ведь еще не делила ложе ни с кем?
Та в ответ покачала головой.
— Чудесно. Тогда дотронься до меня. Не бойся, попробуй, — подбадривал мужчина подругу. — Сама убедишься, что он вовсе не страшный.
Антиклея повиновалась, и нежные, тонкие пальцы ее дотронулись до части тела Сизифа, которая не давала покоя мыслям ее два последних дня. Он стиснул зубы и сдавленно зашипел. Ждать и терпеть было невыносимо.
Заходящее солнце заглянуло в окно, окрасив ложе и фигуру любовницы в золотые тона. Сизиф помог ей разоблачиться, затем опустился на колени и накрыл манящие, мягкие губы девушки поцелуем. Мягко толкнув ее, уложил на постель и, еще раз окинув горящим, нетерпеливым взором ее тело, восхищенно выдохнул:
— Прекрасна! Прекрасна…
Антиклея посмотрела на него, облизала медленно губы, и Сизиф позабыл все. Он целовал ее страстно, до изнеможения — лицо, уста, мочку уха и шею, а после линию ключиц и два мягких полушария, что так удобно помещались в его ладонях.
На груди он задержался надолго, не в силах оторваться. Целовал, сосал, ласкал сосок языком, а после снова брал его в рот. Рука Эолида между тем ласкала живот, бедра, горячее, влажное лоно девушки. Она часто дышала, нетерпеливо хватая ртом воздух, выгибалась, вцеплялась в волосы Сизифа. А тот, оставив наконец в покое грудь, спустился ниже, прочертив целую тропку из поцелуев, и, раздвинув пошире бедра Антиклеи, коснулся языком самых сокровенных мест. Та громко вскрикнула.
— Кричи, — прошептал он, довольный ее реакцией. — Кричи. Посмотрим, как ты станешь извиваться потом, когда я…
Он не договорил, вернувшись к прерванному занятию. Он ласкал языком любовницу там, куда и сам с таким нетерпением стремился попасть. Дочь Автолика вздрагивала, все шире раздвигая бедра, совершенно недвусмысленно его приглашая. А он ласкал одновременно губами и руками, доводя до изнеможения. Наконец, когда Сизиф ощутил, что и сам уже больше не выдержит этой пытки, он порывисто поднялся и лег на ложе, удобно устроившись меж бедер Антиклеи и накрыв ее своим телом. Та мгновенно обхватила его торс ногами, крепко прижав к себе, и тогда Сизиф, вдохнув глубоко, рывком вошел.
Антиклея вскрикнула от первой боли, и ее любовник замер, давая возможность привыкнуть к своему присутствию и размеру. Чуть позже, когда дыхание девушки выровнялось, а ладони ее стали гладить его плечи и спину, он вновь наклонился, с жаром поцеловав, и начал двигаться.
Он чувствовал, что его вот-вот разорвет, или же он просто-напросто сойдет с ума, и все же сдерживался, мечтая, чтобы в первую очередь получила удовольствие она. Та, что лежала сейчас под ним, обнаженная, покрытая каплями пота, прерывисто дышащая и от нетерпения кусающая губу. До боли, до крика желанная. Сизиф целовал Антиклею, и его язык раз за разом проникал в манящее тепло ее рта. Воздуха не хватало. Он двигал бедрами, то входя внутрь лона любовницы до самого основания, то почти целиком выходя, и тогда она, ища его, подавалась навстречу.
Волосы обоих растрепались, дыхание и пот смешались. Он двигался то быстрее, то медленнее, и наконец резким движением вошел в последний раз, и громко, почти по-звериному зарычав, излился.
Антиклея содрогнулась, выгнулась всем телом и закричала в голос, и ногти ее вцепились ему в спину, оставляя на коже отметины. Но Сизиф не жалел ни о чем. Он смотрел, не отрываясь, как его любовница мечется в агонии страсти, а после с великим трудом приходит в себя, и испытывал наслаждение, почти столь же сильное, как только что испытанный экстаз.
Без сил опустившись на ложе, он ткнулся лицом в грудь Антиклеи, и та обняла его упрямую голову и принялась осторожно перебирать короткие, жесткие волосы.
— Настоящая женщина, — шептал он, целуя все то, до чего мог дотянуться — ее губы, глаза, подбородок, плечи. — Не могу уйти…
— И не надо, — ответила Антиклея.
Сизиф поднял голову, не сразу осознав услышанное, а после впился жадным поцелуем в ее уста, с восторгом ощутив, как собственная плоть его снова гордо вздымается, обещая любовникам поистине незабываемую ночь.
Вскоре колесница Гелиоса окончательно скрылась за горизонтом. Небо потемнело, показались звезды, и белоснежная луна, заглянув в окошко, осветила две тесно переплетенные на девичьем ложе фигуры.
До конца ночи Сизиф еще трижды овладел Антиклеей, а поутру, когда розоперстая Эос распахнула небесные врата, дочь Автолика прошептала, провожая любовника:
— Я хожу на охоту почти каждый день. Буду ждать тебя ровно в полдень у кипарисовой рощи.
— Я приду, — пообещал Сизиф. — И даже смерть мне не помешает!
Он еще раз горячо поцеловал Антиклею и, схватившись за ветку оливы, выскочил в окно. Спустившись по дереву, пересек двор и перелез через стену, словно и не было его.
И только отметины на теле заласканной дочери Автолика недвусмысленно давали понять, что все произошедшее ей не приснилось.
Эпилог
— Как это, интересно, ты собираешься доказать свою невинность господину Лаэрту, — проворчала няня, — когда тебя весь этот месяц объезжал этот паскудный негодник Сизиф, причем почти не слезая?
Завязав наконец ленты в прическе своей подопечной, она еще раз критически оглядела работу. Антиклея чуть заметно усмехнулась и пожала плечами:
— Есть способ. Надо просто рыбий пузырь наполнить кровью.
Алета демонстративно заткнула уши руками:
— Даже слышать не хочу о таких безобразиях. Чего и ждать от женщины, чей родной дед — сам бог обмана.
Дочь Автолика рассмеялась в голос. Подойдя к окну, она выглянула во двор, где уже шли последние приготовления к свадьбе.
— Местные кумушки судачат, — продолжала няня, — будто Сизиф тебя изнасиловал, желая отомстить твоему отцу за кражу скота.
— Пф, — презрительно фыркнула в ответ Антиклея, — пусть думают так, если эта мысль их утешает.
Она мечтательно улыбнулась и, закусив губу, на мгновение прикрыла глаза. Лицо ее изнутри осветилось столь чистым и ясным светом, что Алета не решилась сказать что-нибудь едкое.
— Надеюсь, что Лаэрт, — прошептала вдруг Антиклея, — достойно себя покажет на брачном ложе. Иначе мне придется почаще навещать родной дом.
Листва зашелестела, и девушка встрепенулась, почти по пояс высунувшись в окно. Найдя кого-то взглядом, она улыбнулась широко и помахала рукой. Няня не выдержала, возопив возмущенно:
— Не собираешься же ты встречаться с Сизифом в день своей свадьбы?
Антиклея обернулась и с заговорщической улыбкой приложила палец к губам. Потом опустила взгляд и ласково погладила свой еще плоский живот:
— Наш сын. Я чувствую, что это будет великолепный ребенок…
И в этот самый момент под окнами раздалось уханье совы.