Передумав обо всем этом, я прикинул в уме, когда лучше встретиться с Блынским — в среду вечером или в субботу утром. Предпочтительнее, пожалуй, суббота, а то еще укрепится во мнении, что надо мной каплет. Это как на базаре: чем меньший восторг у покупателя от товара, тем уступчивее продавец.
— И о чем это мы замечтались, глядя на иконы? — вдруг пропела почти у меня над ухом Алина — я сидел спиной к двери и совсем не услышал, как она вошла в гостиную. О, эта девочка, несмотря на некоторые, весьма волнительные для мужчин, особенности своего стана, умеет ходить по-кошачьи бесшумно.
— Откуда они у тебя, Эд? — не дожидаясь ответа, спросила Алина. — Признавайся, храм какой-нибудь ограбил?
— Похож на святотатца?
Алина уставилась на меня с таким видом, с каким, вероятно, Ломброзо изучал настоящих преступников.
— Не сказала бы, — ее визуальное исследование оказалось в мою пользу. — Ладно, я поняла, что ты ничегошеньки мне не скажешь. Впрочем, я девчонка нелюбопытная. Идем, покормлю.
— Как младенца? — этот мой фривольный намек заставил ее покраснеть.
Если честно, мне нравятся стыдливые женщины. Что-то, значит, в них осталось от непорочности, от давней, еще в детстве воспитанной привычки сидеть, прикрывая острые коленки подолом платьица, от психологии чисто девичьей неуступчивости.
Я растроганно привлек Алину к себе, но она мягко отстранилась.
— Эд, сегодня отдыхаем. Дело в том…
Я явственно уловил в ее голосе некие интригующие нотки — они появляются тогда, когда человеку хочется похвастаться.
— В чем, дорогая?
— Что мне завтра надо быть в форме. Как-никак, первый рабочий день…
— Ты куда-то устроилась? Поздравляю! И когда же выкатишь поляну? Сейчас или с первой получки?
— С зарплаты, конечно.
Я с удовольствием уминал приготовленные Алиной котлеты — сочные, душистые, стопроцентно мясные. Хорошо шли под них замечательно пропитанные подливой рожки, столь любимые мною. Маленькие слоеные пирожочки с мясом, которые я съел под ряженку, окончательно доконали меня. Я ел с огромным аппетитом и наслаждением, чем доставлял Алине несказанную радость. Несомненный атавизм: мужчина приволок тушу мамонта, а женщина на костре так приготовила вырезку, что храбрый охотник воспылал к ней еще большей страстью.
— Значит, ты решила лишить меня всего этого удовольствия, — сурово сказал я. — Теперь, дорогой Эд Хомайко, сам готовь себя яичницу по утрам — так ведь получается?
— Зато буду платить тебе за квартиру и вносить свою долю в наш общий котел, — не без кокетства возразила Алина. — Не могу же я вечно висеть у тебя на шее.
— И что же, если не секрет, ты себе подыскала?
— Это весьма крупная фармацевтическая фирма. А должность… Секретарь-референт президента. Пока пообещали триста долларов в месяц. Ну, для начала неплохо, а, Эд? Я соблазнилась еще тем, что можно будет помогать, не в ущерб основным обязанностям, сотрудникам юридического отдела. Мне ведь надо среди них потереться. Куда я без практики?
— А сколько лет президенту?
— Где-то под сорок. Представительный такой, приятный мужчина.
— И что тебе вменяется? Отвечать на звонки, готовить кофе, покупать шефу билеты на самолет — бизнес-класс, естественно, сопровождать его в поездках? Не нравится мне эта твоя должность!
— Но, Эд! Разве обязательно…
— Ублажать шефа и запрыгивать к нему в постель? Увы, в наше время это прямо-таки эпидемия!
— Во-первых, я люблю тебя, Эд! — она во второй раз объяснялась мне в любви! — Во-вторых, Александр Владимирович показался мне человеком порядочным! В-третьих, неужели я похожа на такую дрянь, которая без разбору…