— Ладно, Эд, ты мне всегда был симпатичен, — тоном человека, которого все-таки уговорили, сказал Покамистов, выделяя «ты» так, словно мне противостоит некто, кого он, в отличие от меня, недолюбливает. — Это Ксения Лаврухина. Слыхал, небось, про Лаврухина, который держит супермаркеты «Скатерть-самобранка»? Миллионер! Конечно, ему не понравилось, когда донесли, что Ксюха трахается не с ним одним, а еще с кем-то!.. Хочешь посмотреть на рогоносца? Какой-то эскиз у меня, кажется, сохранился…
Покамистов повел меня в угол, где сложены были запыленные холсты, листы ватмана, картона.
Эскиз был выполнен карандашом. На меня с легким презрением и самодовольством смотрел хорошо упитанный человек с простоватым крестьянским лицом. Крупный мясистый нос несомненно свидетельствовал о склонности к чувственным наслаждениям…
Встречей с Покамистовым я был доволен. Но домой, тем не менее, возвращался со слегка, даже нет — с заметно испорченным настроением и крепнущим убеждением, что кто-то свыше, вполне незримый, но очень памятливый, знает, что творится у нас в голове и какие слова излетают из наших уст.
Дело в том, что близ площади Льва Толстого, где я намеревался спуститься в метро, за столиком выносного кафе — первые апрельские дни выдались необыкновенно теплыми и солнечными, я увидел Алину. Она сидела напротив какого-то импозантного, одетого в дорогой костюм господина, находящегося в самом расцвете лет. Он что-то увлеченно ей рассказывал, а она очень мило улыбалась ему в ответ. Они пили вино, ели шоколад и пирожные.
У Алининого визави был высокий красивый лоб с перпендикулярными морщинами. Я порылся в кладовой памяти — этот господин умен, энергичен и честолюбив.
Прохожих на тротуаре было много, и можно было стоять, не боясь оказаться замеченным. Даже не знаю, отчего у меня на лице нарисовалась улыбка.
Да-да, я стоял и улыбался — как дурак с помытой шеей.
Не осуждаю дядю — есть, есть на свете женщины, из-за которых мужчины теряют голову, бросают жен и детей, расстаются с налаженным бытом, имуществом, едут к черту на кулички, без раздумий сигают в омут авантюр. К числу таких женщин, на мой взгляд, и принадлежала Ксения Витальевна Лаврухина. Минимум макияжа на лице словно призван был подтвердить: красота ее настолько безупречна, что в никакой помощи не нуждается. Божественный демиург, уверен, отошел от конвейера и надолго уединился в небесной мастерской, употребив все свое искусство, дабы сотворить этот единичный образец женской породы. Он даже позаботился об изюминке — это была натуральная блондинка с карими, почти черными глазами. И идеальными формами, от которых не отказалась бы сама Клаудиа Шиффер. Если бы на месте Покамистова был я, то написал бы ее портрет за так, за бесплатно. Не скрою, «вычислить» красавицу мне стоило больших трудов. В городском телефонном справочнике нужные мне Лаврухины не значились. Вышел на «09» — никакого толку. И тогда я вспомнил о Владимире Юрьевиче Вальдшнепове. Он-то и назвал мне номер мобильного телефона Ксении Лаврухиной.
— По нашим следам идете, Эд, — с видимым удовольствием сообщил он, давая понять, что хоть какие-то шаги по делу Радецкого все-таки предпринимаются.
— Рад это слышать… Но, сколь понимаю, о существенных подвижках речь пока не идет?
— Увы, — вздохнул Вальдшнепов. — А у вас, Эд, что-нибудь вырисовывается?
— Тоже похвастаться нечем.
— Но с Ксенией Витальевной встретиться почему-то хотите.
— Чисто по-человечески, Владимир Юрьевич. Вы ведь понимаете…
— Да, конечно, — согласился он. — Что-то вроде того, когда матери погибшего солдатика хочется расспросить о сыне его друзей, кто находился рядом в последние дни…
— Точнее не сформулируешь, — искренне похвалил я Вальдшнепова. Мне действительно интересно было встретиться с Лаврухиной и ради этого тоже.
И вот она сидит рядом со мной на лавочке в тихом сквере, и разговор у нас не клеится. Я, Эд Хомайко, который обычно в карман лезет за деньгами, а не за словом, молчу и не знаю, с чего начать. У ног наших воркуют голуби, привыкли, видно, что здесь их подкармливают.
Исподволь, незаметно, чтоб не показаться невоспитанным наглецом, изучаю Ксению Витальевну. У нее маленькие красивые ушки, что свидетельствует о чувственности, и безупречно овальные ногти — характер, стало быть, хороший.
— А вы, Эд, очень похожи на Модеста Павловича, — вдруг замечает она, чему я немало удивляюсь — надо же, разглядела, хоть, кажется, глаз от этих жаждущих вкусных крох голубей и не отрывала. — Он мне много о вас рассказывал. Все переживал, чтоб вы вернулись целым и невредимым из…