Я связался по мобильному с Вальдшнеповым и радостно заявил:
— Ура! Завтра лечу в Мюнхен. А сейчас, так сказать, собираю вещички…
— Понял. И кто же выдал вам разрешение на вывоз шедевров?
Я назвал фамилии, услышав в ответ раздумчивое «угу-у-у»…
— Что ж, зная, что вы уже пакуете чемодан, хочу пожелать вам счастливого, так сказать, пути. Не забудьте только сообщить в декларации, что везете с собой поделки, купленные на Андреевском спуске.
Едва сделав глоток воздуха в аэропорту «Борисполь», я ясно понял, чего сейчас хочется больше всего на свете — сесть в самолет и улететь куда глаза глядят — где плещет теплая океанская волна, где белеют живописные античные развалины, где травы и цветы пахнут несколько по-другому, где безмятежно расхаживаешь по чужому городу или валяешься на пляже с банкой пива в руке, а рядом подставляет грудь солнцу Алина… О Господи, какая такая Алина? Скорее Зоя, а может даже, тамошняя соблазнительная красотка… На миг я даже поверил, что вот возьму и вправду полечу в Мюнхен — пить немецкое пиво и заедать его сосисками. Наверное, аналогичное желание посещает всех, кто провожает кого-то в дальние страны, у меня же оно усиливалось тем, что уже много дней камнем висело на моей шее: историей с загадочной гибелью Радецкого, к которой, возможно, причастен подлец и негодяй Блынский. Остро, до боли остро захотелось бросить все, забыть начисто и укатить куда-нибудь к чертовой немецкой, китайской или перуанской бабушке.
Людей в аэропорту порядком. Мимо проходят смуглые арабы, курчавые евреи с неизвестно как держащимися на затылках кипами, весьма раскованные европейцы и самоуверенные американцы, у каждого из которых, как правило, большущий багаж. Что, интересно, они везут домой из нашей нищей страны, которая, тем не менее, наповал сражает любого иностранца несусветным обилием супердорогих иномарок?
Эту легкую задачку я попытался решить за чашечкой кофе в буфете, однако процессу помешало то, что в глаза мне бросился…Блынский. Он находился в противоположном конце зала ожидания и, кажется, перехватил мой нечаянный взгляд. Я не случайно употребляю «кажется», потому что на носу Мориса Вениаминовича сидели огромные, на полфизиономии, очки с черными солнцезащитными стеклами. Он был не один — рядом стоял и что-то ему говорил крепкий, с хорошо развернутыми плечами парень-блондин. Что ж, Блынского понять можно: собственной персоной желает убедиться, что я без осложнений улечу в Германию вместе со своими «досками». Я отвел глаза, раздумывая, не поприветствовать ли мне партнера по темному бизнесу, ну, взмахом руки, что ли, но когда опять посмотрел туда, где только что стояли двое, их там уже не было. Не исключено, что спрятались за одной из колонн или смешались с какой-нибудь группой то ли отлетающих, то ли уже прилетевших пассажиров. Ничего не скажу: Блынский — товарищ серьезный и ответственный.
Когда объявили начало регистрации на рейс Киев-Мюнхен, я вышел из аэропорта выкурить последнюю перед делом сигарету, и не потому, что очень уж хотелось, а чтобы убить с пяток минут — зачем мне быть первым или последним? Подойдет и золотая середина.
Я узнал «своего» таможенника сразу — настоящий Мефистофель! Спасибо Блынскому — он прирожденный физиономист. Даже если бы отсутствовали нос крючком и природная смуглость, с Мефистофелем его роднил бы неистовый, совсем недобрый блеск глаз — совсем как у черта, который поджаривается на углях ада. Пока инспектор разбирался с двумя бюргерами — почтенного вида немцами, нахватавшими чего-то там на славном Андреевском спуске: пара акварелек с луковицами и звонницами православных храмов, матрешка с Биллом Клинтоном, внутри которого прячутся матрешки с Моникой, сигарой и саксофоном, даже, представьте, была предъявлена икона, изготовленная резчиком по дереву — я бросил на нее несколько косых взглядов, и она, если честно, мне понравилась. Немцы, пройдя досмотр, оживленно зашпрехали — как гуси, которым после молчания захотелось погоготать, и теперь наступила моя очередь.
— Что у вас? — бегло спросил Мефистофель, профессионально выхватывая из декларации то, что его интересовало.
— Да вот, парочка икон, стилизованных под старину, — я протянул инспектору заключение экспертов. Он внимательно прочитал его и попросил:
— Ну-ка, покажите. Ага, ага…
Так он этим агаканьем отреагировал на «Спаса» и «Пантократора», которые предстали перед его взыскующим оком во всей первозданной своей красе. Бьюсь о заклад, крючконосый слуга дьявола тут же понял, с чем имеет дело и какая этим «доскам», как цинично бы сказал Блынский, цена. Помедлив, он согласно закивал головой, соглашаясь и с экспертами, и со мной, и с самим собой: