— Как вам это удалось? — более глупый вопрос задать, видимо, было нельзя.
— Эд, — укоризненно протянул следователь, — вам что, неизвестны чудеса, на которые способна современная прослушка?
— Пожалуй, я имел в виду другое. Как это делается, в принципе догадываюсь, просто ваших людей во время рандеву с Блынским что-то не припомню. Я даже огорчился из-за этого.
— Ну и прекрасно, что не приметили, — засмеялся, весьма довольно, Вальдшнепов. — Значит, сработали они безукоризненно.
— Там были, правда, какие-то молодые люди, похожие на сбежавших с пары студентов. Они, что ли?
— Какая разница, Эд? Кстати, возвращаю вам «Спаса» и «Пантократора» в компании с «Параскевой Пятницей». Теперь спокойны? Вы ведь боялись, что «Параскева» может и не отыскаться…
— Но как вам…
— …Удалось это? Оно вам надо, Эд? — опять очень мило поиздевался надо мной Вальдшнепов. — Ладно, шутки в сторону. Вас, видимо, в первую очередь интересует, что показывает Блынский?
— В общем-то, да.
— Что касается организации контрабандного вывоза икон, то Блынский приперт к стенке. Вынужден был признать, что находился в преступном сговоре с Юхимцом. Делишки обтяпывали — ого-го! Кое-что сейчас уже всплывает наружу… Но вот по поводу Радецкого… Знакомства с вашим дядей не отрицает, но утверждает, что общение с Модестом Павловичем ему было интересно лишь как профессионалу. Лучше Радецкого, говорит, в иконах никто больше не разбирался.
— Врет!
— То есть… — следователь замялся, подыскивая нужное слово, — хотите сказать, что Радецкий был не таким уж и большим авторитетом в области иконописи?
— Вы не так меня поняли, — поморщился я. — Спец он как раз такой, что поискать. Только не этим Радецкий был интересен Морису Вениаминовичу, а, в первую очередь, как эксперт, которого во что бы то ни стало следовало привлечь к преступному сотрудничеству. Этому прохиндею требовался не сам Радецкий, а его подпись на экспертных заключениях, справках разных, разрешениях. Я вам, кажется, об этом уже говорил…
— Помню, помню… Но только как все это доказать? Блынский ведь не будет свидетельствовать против самого себя. А Модест Павлович нам уже никогда ничего не расскажет.
После некоторого колебания я решительно произнес:
— Простите, Владимир Юрьевич, но кое-какие вещи я приберегал втайне от вас. Посмотрите хотя бы это…
Читая письмо Модеста Павловича, то самое, где он рассказывал об угрозах со стороны Блынского, когда тот убедился, что под их дудочку дядя плясать не будет, Вальдшнепов был более чем изумлен.
— Откуда у вас это, Эд? — в глазах — сплошное непонимание.
— С того света, — мрачно изрек я. — А если точнее — по почте пришло.
Назад мне пути не было: пришлось подробно поведать Вальдшнепову о нескольких полученных мною письмах от покойного дяди, вкратце изложить их содержание. Я, правда, умолчал о том, где Модест Павлович рассказывал о своей любви к Ксении Лаврухиной. Зачем следователю знать об этом? Не время еще…
— Значит, он предчувствовал скорую гибель… Чисто риторический вопрос, Эд: вы, конечно, не знаете, кто вам их пересылает?
Я покачал головой:
— Какие-то, наверное, друзья или хорошие знакомые покойного. Возьмите, пожалуйста, и эти письма, — протянул Владимиру Юрьевичу конверты с каллиграфически написанными адресами — все, за исключением того, где речь шла о Лаврухиных. — Потом, надеюсь, вернете их. В целости и сохранности. Как иконы. Знаете, что меня еще очень интересует? Спросите-ка, пожалуйста, у Блынского, о чем именно он беседовал с Радецким февральским вечером, за столиком в ресторане «Пиры Лукулла», за несколько часов до его смерти. С Блынским, кстати, был еще один, неизвестный мне человек. Пусть он назовет, кто был этот второй.
— Откуда вам об этом известно?
— Не терял времени даром. Если понадобится, у меня даже есть свидетель, вернее, свидетельница этого последнего застолья Модеста Павловича.
— Эд, вы меня убиваете! Вы что, прирожденный детектив? Не хотите ли сменить профессию? Нам такие умницы очень даже нужны!
— Благодарю за комплимент, — с достоинством ответил я. — Просто мне очень хочется разобраться, кто виноват в том, что мой дядя преждевременно покинул этот лучший из миров.
Господи Боже мой! Неужели я олигарх, чьи миллионы нажиты нечестно? Или неподкупный налоговик, который не хочет закрыть глаза на грязные махинации фирмачей? Нет, конечно. Я просто Эд Хомайко, заурядный, в общем-то, офицер украинской армии, который находится в заслуженном долгосрочном отпуске. И одновременно…под колпаком! Бр-р, как неуютно! Честное слово, не нравится мне быть в шкуре человека, каждый шаг которого под чьим-то неусыпным оком.