Зоя! Зо-о-я! Как же я тебя не уберег? Что я скажу твоим родителям?
Глава XIV
Он явно не понимал, зачем я опять попросил о встрече — это было написано на его лице, непроницаемом и, как всегда, угрюмом, и сейчас тоже, я когда сидел напротив него.
Длинноногая, как супермодель, секретарша поставила перед нами по чашечке кофе и с достоинством удалилась.
Я посмотрел ему прямо в глаза — он спокойно, как человек, у которого чиста совесть, выдержал мой взгляд.
— Зачем вы это сделали? — Я вынул из кармана пиджака видеокассету, на которой, как догадываюсь, рукой Осмоловского, было написано: «Для Лаврухина Г. С.». Именно так — не «Радецкий М. П.» или «Лучин И. И.», а «Для…»
Он мельком взглянул на нее и отвел глаза. От меня не укрылось, что ему стало не по себе.
— Ответьте, Геннадий Семенович, зачем?
— Разве ваш вопрос нуждается в ответе? Я любыми путями старался предотвратить уход Ксении. Я хотел, чтобы она осталась со мной.
— Но ведь то, что вы сделали, подло. Это преступление. Из-за вас погиб человек. Незаурядный, очень достойный человек — Модест Павлович Радецкий.
— Согласен, что это…подло. Но почему — из-за меня? Я даже не успел показать видеокассету Ксении. Да, я собирался это сделать, но опоздал, потому что получил ее тогда, когда Ксения уехала к матери на Урал. Конечно, я поступил неблагородно, но поймите, мне трудно было смириться с мыслью, что останусь без Ксении.
— Но смирились же…
Лаврухин промолчал.
— А Радецкого нет в живых.
— Не понимаю, какая связь между этим…
— …Компроматом и его смертью?
— Самая прямая.
Я понял, что Лаврухин не хитрит, не изворачивается, а говорит правду. Вкратце изложил ему, как Радецкого обманом (тут я ему, конечно, глаз не открыл) завезли в «Приют пилигрима», что с ним там сделали (Геннадий Семенович не мальчик и, конечно же, догадывался, как делаются подобные сюжеты, хотя не исключаю, что кто-то внушил ему — Радецкий, дескать, падок на неиспорченных девочек), наконец, почему с ним расправились (тут, как я уверился, он оставался в полном неведении).
Владелец торговой империи под названием «Скатерть-самобранка» был заметно потрясен:
— Я не ожидал, я даже в самом страшном сне не мог предполагать, что дело примет такой оборот!
— Маленькая подлость тянет за собой большую… Скажите, а Ксении Витальевне вы потом этот…видеофильм все-таки продемонстрировали?
— Нет. Зачем? Это уже абсолютно ничего не меняло. Сделай я так, она возненавидела бы меня. А так у нас нормальные отношения…
— Геннадий Семенович, если честно, вы решили обратиться за помощью к Осмоловскому, а если по-другому, заказали ему Радецкого потому, что сами пользовались услугами этого заведения?
— А кто этот Осмоловский? Я с ним не знаком. О «Приюте пилигрима»…
— В миру, для самых посвященных, он еще и «Приют девственниц». Почему его так называют, вы, конечно, догадались. Я ведь уже рассказал вам, что там делают с невинными девочками, по существу, малолетками, подростками.
— Да, конечно. Но, Эд, об этом «Приюте» я никогда и слыхом не слыхал.
— Тогда как получилось, что этот очень специфичный заказ вы разместили именно там?
— Мне подал эту идею один человек, имя которого я, конечно, вам не назову.
— И напрасно. Рано или поздно его личность установят. Не вы назовете, так другие это сделают. Замечу, что следствие ведет городская прокуратура. Если не верите, позвоните, узнайте — там есть следователь Вальдшнепов. Имя-отчество — Владимир Юрьевич.
— Все так серьезно? — пробормотал Лаврухин.
— Более чем. Речь ведь — об убийстве.
— Хорошо, я скажу, кто это. Покамистов Платон Платонович. Художник, известный портретист. Он рисовал мой портрет, и…
— Дальше не рассказывайте. Я знаю, что именно в мастерской у Покамистова и состоялось знакомство Радецкого с вашей женой, переросшее затем в любовь. Меня интересует, при каких именно обстоятельствах он подал вам эту…идею.
— Просто… выпили как-то по рюмке-другой коньяка, и я, будучи в дурном расположении духа, высказался в том роде, что лучше б не заказывал ему свой портрет. Вот так, слово за слово, и…
— И он вам предложил выставить Радецкого перед Ксенией Витальевной как старого грязного развратника?
— Платон Платонович сказал, что все берет на себя. От меня потребовалось лишь оплатить его услуги.
— И сколько, простите за любопытство, вы ему отвалили?
— Семь с половиной тысяч евро. Какую-то часть, полагаю, он взял себе, остальное отдал исполнителям.