Во-вторых, у них нет и не будет никаких прямых улик против меня. Тело я не трогал, к ножу не прикасался… Конечно, есть вариант, что я тщательно стёр с него отпечатки пальцев, но чем? и куда эта тряпочка делась? И если даже такая в квартире обнаружится, то на ней не будет моих следов.
На допрос меня вызывают только через пару часов. Судя по довольному виду Вильямса, чего-то они, безусловно, нарыли.
— Чем займёмся, Харрис? — спрашивает Вильямс. — Заставишь меня писать протокол или сам напишешь признательные показания?
— Дай закурить, — прошу я.
— Да для тебя всё, что угодно! Мы всем отделом тебя просто обожаем! Такое в нашей работе редко случается: не надо землю рыть в поисках убийцы; вот он, родненький, прямо возле тела убитого и с кучей доказательств против себя! Спасибо тебе, Харрис, и вот сигарета: заслужил, держи!
Он вставляет мне в рот сигарету и даёт прикурить. Не скажу, что в наручниках курить очень комфортно, но можно.
— Запускай Word, — говорю ему, — протокол писать тебе всё же придётся.
— Да ладно, — добродушно машет он рукой, — подумаешь — протокол! В конце концов, у тебя как преступника оказалась масса других достоинств. С чего начнём?
Я в деталях пересказываю ему все события в моём офисе, кафе и квартире убитого, ничего не пропуская. Даже того, что с самого начала поведение клиентки показалось мне странным. Умолчал только о том, что своими сомнениями поделился с Ли: его-то зачем сюда впутывать?
— Всё? — спрашивает Вильямс.
— Всё, — подтверждаю я. — Так что можешь начинать топить меня доказательствами, которых, уверен, изобретательная миссис лже-Флаерти в квартире заготовила немало.
— Успеется, — говорит он. — Для начала порассуждай — а я послушаю, — о том, что у нас может против тебя не слепиться. Ты же детектив, Харрис — вот и карты тебе в руки.
— На ноже нет моих отпечатков.
— Ты их стёр.
— Для этого нужна какая-то тряпка. При мне её не обнаружили, а времени и возможности её выкинуть у меня не было. Если она в квартире, то опять же на ней могут быть пятна крови с ножа и прочее, но только не мои следы.
— Ты её сжёг, — говорит Вильямс, и я вспоминаю запах чего-то горелого. — Сгорела она не полностью, так что эксперты без труда обнаружат те самые пятна, о которых ты говорил.
— Но без моих следов. Значит, улики косвенные.
— Допустим, что так. Но ты ведь знаешь, что такое совокупность улик. Тебя застали в квартире возле трупа, ну и всё такое прочее.
— Ладно. Оставим тряпку. Я не мог его убить, стоя возле двери. А дальше в комнате следов от моих ног нет.
— Пол помыт. Ты помыл его, а потом снова вошёл, чтобы следы были только возле двери.
Действительно, вспоминаю я, пол был влажный.
— Ну, хорошо. Даже не буду рассуждать о том, почему это я стал мыть пол вместо того, чтобы просто скрыться. Потому что есть более важный момент: у меня не было мотива для убийства.
Вильямс присвистнул.
— Целых два. Ты сам-то сейчас понял, что сказал? У тебя не было мотива для убийства Бернардо Дзанутти?
Я похолодел.
— Так это он?
— А ты, надо думать, этого не знал.
Я покачал головой.
— Откуда бы? Ты же видел: он лежал вниз лицом. А я к нему даже не прикасался. Да-а… Тогда моё дело действительно плохо… А второй? Ты сказал, что их два.
Вильямс открыл папку, лежавшую перед ним, и достал оттуда конверт.
— Узнаёшь?
— Ну да, этот конверт она дала мне в кафе, в нём 800 долларов. А что, на рынке цен за убийство резкое падение?
— Это не он. Это его брат-близнец. Мы нашли его в твоём офисе на столе между бумагами. В нём чек на 15 тысяч. Это, конечно, ниже официального курса оплаты заказного убийства, но вкупе с тем, что у тебя самого были причины… Ну, ты понимаешь.
Я снова качаю головой.
— Гениально. Как она это сумела? Я же с неё, по-моему, глаз не сводил. Хотя… она могла, пожалуй, это сделать, когда я рассматривал фотографию.
Развожу руками, насколько это позволяют наручники и говорю:
— Похоже, шансов выпутаться у меня действительно маловато. Но признание писать всё равно не буду. Из принципа. Сами доказывайте.
— Докажем, — говорит Вильямс, но в голосе его я слышу какие-то странные нотки, которые снова вселяют в меня надежду.
— Слушай, лейтенант, — говорю я, в упор глядя на него, — а ведь есть что-то такое, что тебе не нравится!