Почему он не сменил коврики?
Я выпрямилась и осмелилась на него взглянуть. Красный свет проникал в кабину, а мы смотрели друг на друга, слушая стук капель дождя. Мерный. Постоянный.
Красный сменился зеленым, и мы отвернулись друг от друга.
Глава 40
Леви
Я не оказывался в одной машине с Пикси с момента аварии, но все казалось таким знакомым. Мои плечи были напряжены, а костяшки пальцев побелели от хватки руля.
Я прочистил горло:
— Мне жаль, что я ушел после смерти Черити. Я не должен был, — я снова откашлялся, потому что в горле появился ком. — Я не должен был бросать тебя никогда.
Она долго на меня смотрела.
— Все в порядке. Я не настаиваю на своей правоте.
— Тем не менее… мне жаль.
Тишина. Я выдохнул и попытался завязать ничего не значащую беседу.
— Элен сказала, что ты, вероятно, переведешься в Нью-Йоркский Университет этой осенью.
— Да. Может быть. Если возьмут. А как твои дела? — спросила она. — Элен сказала, что ты бросил колледж по окончанию сезона и еще не подал заявление снова. Что случилось?
Бросил. Как мило она это назвала.
— Учеба перестала быть для меня приоритетной с прошлой осени, и я не уверен, что хочу вернуться.
Мы еще долгое время просто смотрели на темную дорогу, на размытый дождем окружающий пейзаж. Я без происшествий довез нас до гостиницы и припарковался. Ни один из нас не пошевелился, поэтому мы просто сидели в тусклом свете окон, проникающего в салон сквозь стекла. Я чувствовал запах ее шампуня.
— Спасибо, что подвез, — произнесла она, все еще не делая попытки выйти из машины.
Я кивнул:
— Прости за сегодняшний вечер. Прости, что присвоил тебя. Это было неправильно. Я знаю, что ты никому не принадлежишь. Я знаю, что повел себя как неандерталец, я не хотел, клянусь. Просто... Боже, я так разозлился на Дарена за то, что он запер тебя в машине и напугал, и...
— Я рада, что ты вмешался, — улыбнулась она и поежилась от дискомфорта. — Прости, что прятала от тебя шрам. Это... трусость.
Я покачал головой:
— Я не знаю, почему на тебя набросился. Это действительно не мое дело.
В машине стало еще тише, от чего звуки дождя стали слышны особенно громко.
Она снова поерзала.
— Все еще хочешь взглянуть?
Я моргнул и кивнул, хотя одна мысль об этом пугала меня до чертиков.
Она медленно развязала узел на платье и спустила его с плеч, оставшись только в лифчике от бикини. Диагональный толстый шрам, идущий через всю ее грудь, был символом всего, в чем я ошибся. Красный и неровный, он выглядел так неуместно на безупречной коже ее груди и живота.
Я не мог оторвать от него глаз. Не мог.
— Леви.
Я сломал ее. Я все испортил.
В ушах раздавался стук сердца.
— Леви, — позвала она снова, и я осмелился встретиться с ней глазами. — Я в порядке.
— Мне так жаль.
Мой голос сорвался, а глаза снова опустились на шрам. Я ничего не мог с собой поделать и коснулся рукой ее кожи. Ладонь легла на центр ее груди, пальцы вытянулись вдоль рубца, по диагонали, и я почувствовал, как бьется ее сердце.
Она накрыла мою ладонь своей.
— Я в порядке.
Я взглянул на ее маленькую ладошку, накрывшую мою кисть. Внезапно меня переполнили эмоции, и я мягко выдернул руку из-под ее пальцев. Она отвела глаза и положила руку на дверную ручку, а затем, прикусив губу, снова на меня посмотрела.
— И я твоя, — тихо сказала она. — Даже если ты меня не хочешь. Я все еще твоя.
Она вышла из машины и скрылась в гостинице. Дождь все продолжал стучать в лобовое стекло.
Глава 41
Пикси
Я не жалела ни о чем.
Я так боялась показать Леви свой шрам, не желая напоминать ему о Черити, что упустила из виду, какое исцеляющее действие эта отметка может оказывать на меня. Может быть, мой шрам и ударил по Леви, но он поставил на место ту частичку моей души, которую я уже и не чаяла найти, частичку меня, которая отказывалась увидеть смерть Черити в глазах Леви, частичку меня, которая отрицала его боль.
И потому я не жалела.
И даже после, десять дней спустя, в течение которых Леви на меня не смотрел и не разговаривал со мной, я не жалела. Черити умерла. Я напугана. Леви измучен.
Вот как все было на самом деле, вот какой была правда.
Правдой дышать легче, чем ложью. Даже если она уродливее. Но я задыхалась в облаке отрицания, которым окружала себя все это время. Отрицание, плотное и сладкое, наполняло мои легкие целый год, пока не вырвалось на волю. Но правда... правда ясная и чистая. И да, исцеляться больно, так же, как и очищаться от сладкого дурмана, но через страдания стоит пройти, чтобы снова дышать полной грудью и начать новую жизнь.