Черт. Как я мог с ней так разговаривать? Как я мог так ее унизить? Как я мог говорить ей такие злые слова, прекрасно зная, что ее мать тоже любила подобные выражения? Как я мог третировать ее так же, как и женщина, нанесшая ей тяжелые душевные травмы, которые я же и помогал ей пережить?
Я взъерошил волосы руками, чувствуя, как в горле застрял ком. Я слепо направился к главной кладовой в восточном крыле и взял оттуда материалы, необходимые для заделывания дыры в стене моей спальни. Это не было первоочередной задачей, но мне нужно было починить стену. Мне нужно было починить хоть что-нибудь, разрушенное мною...
Вдруг кто-то стукнул меня по голове.
— Ты назвал Пикси шлюхой? Это правда?
Я потер затылок и повернулся. Передо мной, яростно сверкая глазами, стояла Эллен.
— Откуда Вы...
— Мэйбл, — сказала Эллен. Она была ужасно зла, и я возненавидел себя еще больше.
Я пристыженно вздохнул:
— Я не называл ее шлюхой. Я сказал, чтобы она не превращалась в шлюху, а это существенная разница.
О, черт, не стоило этого говорить.
— Ты глупый мальчишка, — Эллен ударила меня снова.
— Ой.
Не уверен, что мне понравились ее слова.
Она наклонилась ближе:
— Леви, я знаю, что у тебя проблемы. Я знаю, что прошлое убивает тебя. Но отталкивая Пикси, ты не уменьшишь своих страданий.
Она смотрела на меня, не отрываясь, и долго рассматривала, от чего я забеспокоился. На мгновение я увидел в ней мою мать. Которая ожидала от меня большего. Которая верила в меня.
Ком в горле стал еще больше, перехватывая дыхание.
— Я не хочу уменьшать страдания, — я был предельно серьезен.
Эллен смотрела на меня еще несколько секунд. В ее глазах отражались упрямство и сочувствие.
— Верно, не хочешь, — наконец произнесла она. — Так же, как и Пикси.
Я смотрел, как она уходит, желая вычеркнуть последний год собственной жизни из памяти.
Взяв из кладовой все необходимое, я направился в свою комнату. Я посмотрел на дыру в стене, и внезапно мне захотелось сделать ее еще больше. Разнести все к чертовой матери. Может быть, даже сломать несколько своих костей, чтобы выступила кровь.
Следующие сорок пять минут я заделывал дыру в поврежденном гипсокартоне. А остаток дня планировал провести за ремонтом шатающих петель двери, перегоревших ламп, прорванных труб. Что угодно, лишь бы занять руки и очистить голову от мыслей.
Раз ничего нельзя было исправить. Я переоделся, вышел на улицу и начал бегать по старым каменными ступеням. Считая шаги. Взбираясь в никуда. Дом, милый дом.
Глава 17. Пикси.
— Можно бы поднять тебе настроение при помощи текилы, но раз ты с некоторых пор не пьешь, я предложу кое-что получше, — Дженна протянула мне полкило клубничного мороженого и ложку. — Дерзай, девочка.
После моей утренней размолвки с Леви, большую часть дня я проплакала, звеня ни в чем не повинными кастрюлями и сковородками, и вообще вымещая злость на спарже, припасенной для ужина. Мэйбл, ни слова не говоря, внимательно за мной наблюдала целый день.
Через некоторое время в кухню вошла Эллен. Посмотрела на то, как я с удвоенным усердием нарезаю овощи и перемешиваю феттучини, словно наказывая несчастную лапшу, погладила меня по спине и ушла. Но этот простой жест успокоил меня, в чем я очень нуждалась.
Остаток дня мне удавалось воздерживаться от рукоприкладства по отношению к продуктам, а вечером я помчалась к Дженне. Мне нужно было сбежать из ада восточного крыла.
Я приняла ее предложение.
— У меня нормальное настроение.
— Конечно, оно ужасное. И тебя можно понять.
— Неужели? — спросила я, набивая рот мороженым.
Она кивнула:
— Разрывать отношения паршиво.
Ах да. Вот она о чем. Я почти об этом забыла.
Мы плюхнулись на малюсенький диван, единственный, поместившийся в ее крошечной квартирке, я — со своими полкило калорий, а Дженна — со стаканом какой-то бурды. Уверена, мы бы пришлись по вкусу Эрлу и его престарелым приятелем по гольфу.
— Не знаю, что и думать, поэтому давай разберемся, — сказала Дженна, поворачиваясь ко мне и опираясь локтями о диван. — Значит, Мэтт признался тебе в любви.
— Да, — подтвердила я, кивнув.
— А затем ты его отшила.
— Да.
Она склонила голову:
— Потому что знаешь, что он тебя не любит?
— Именно.
Дженна вздохнула:
— Девочка, должно быть, тебе нужно кое-что крепче мороженого.
Я постаралась выискать внутри себя хоть какую-то печаль от потери бойфренда.
— Я всего лишь хотела бы, чтобы Мэтт не бросал эту «любовную» бомбу. Зачем ему понадобилось все запутывать? — я отправила в рот побольше массы с клубничным вкусом.
— Да-а, — она покрутила стакан со льдом в своей руке. — Когда парень-мечта говорит, что любит тебя, это так чертовски раздражает!
Я застонала и уронила голову на подголовник дивана.
— Знаю, звучит по-детски, и у тебя может сложится впечатление, будто порвав с Мэттом я перегнула палку, но я просто не могла с ним больше встречаться. Рядом с ним я не была собой.
Дженна взяла мороженое из моих рук и зачерпнула полную ложку.
— Тебе кажется, что с ним ты не можешь быть самой собой?
Я задумалась:
— Нет, не то, что я не могу быть собой. Просто... не хочу быть собой. Мы с ним... это как-то неправильно. Звучит безумно?
— Да, — кивнула она. — Но в хорошем смысле.
Я потерла лицо:
— Этот день был суперужасным.
Она выгнула бровь:
— Я думала, что вы с Мэттом расстались несколько дней назад.
— Что? — я села. — А. Да. Так и было, — я снова взяла мороженое. — Просто мы с Леви этим утром поцапались совершенно по-глупому. Но это как вирус — заразно, понимаешь? — я затолкала в рот огромный кусок десерта.
— Что вы с ним не поделили? — прищурилась Дженна. — Мне наслать проклятие вуду на его задницу? Я могу.
— Мы поругались из-за пустяка, — я легкомысленно махнула ложкой. — Наш разносчик, Дарен, пытался уговорить меня поехать на четвертое июля домой, на вечеринку у озера, и Леви видел, как он меня поцеловал...
— Тебя поцеловал какой-то парень?
— Да, но это мелочи. Не обращай внимания. Все сложно, — я снова вздохнула. — Но Леви разозлился, что в принципе понятно. Но потом он сказал кое-что, вовсе не имея этого ввиду, и это тоже можно понять, но, Боже. Это больно, понимаешь? — я покачала головой и посмотрела на свое мороженое. — Он заставил меня заскучать о Черити.
Дженна замерла:
— Сестре Леви?
Я кивнула и проткнула несколько замороженных ягод клубники.
Мы с Черити познакомились в детском саду и стали лучшими подругами в тот день, когда она пригласила меня поиграть у нее дома. Тогда я познакомилась с семьей Эндрюс. Счастливыми, любящими людьми.
— Это моя подруга, Сара, — представила меня Леви Черити. — Сара, это мой брат, Ливс.
Она всегда звала его Ливс, словно он был своего рода декорацией ко Дню Благодарения. Я тоже его так звала. Раньше.
Пока мы росли, Черити учила меня как быть красивой, свободной и смелой. Она поделилась со мной своей семьей, когда я разочаровалась в своей собственной. Она была моей второй половинкой. Мы смеялись, плакали и болтали о парнях, ночевали вместе и мечтали о будущем. Мы были неразлучны.
Дженна изучала меня своими золотистыми глазами.
— Хочешь поговорить о ней? — тихо спросила она.
— Нет, — я смотрела только на мороженое.
— Хочешь поговорить о Леви?
— Нет.
— Хочешь поговорить о...
— Нет, — резко ответила я, затем сглотнула, пытаясь подавить гнев, и подняла глаза. — Прости. Не хотела быть стервой. Это моя вина. Знаю, я сама подняла эту тему. И понимаю, что рано или поздно мне придется об этом поговорить. Но я просто не могу.
Она кивнула с полуулыбкой и оперлась на диван.
— Все нормально. — Приступ агрессии миновал. — Давай поговорим о чем-нибудь другом, — она снова улыбнулась, но на этот раз по-настоящему, тепло.