— Спасибо, что подвез, — произнесла она, все еще не делая попытки выйти из машины.
Я кивнул:
— Прости за сегодняшний вечер. Прости, что присвоил тебя. Это было неправильно. Я знаю, что ты никому не принадлежишь. Я знаю, что повел себя как неандерталец, я не хотел, клянусь. Просто... Боже, я так разозлился на Дарена за то, что он запер тебя в машине и напугал, и...
— Я рада, что ты вмешался, — улыбнулась она и поежилась от дискомфорта. — Прости, что прятала от тебя шрам. Это... трусость.
Я покачал головой:
— Я не знаю, почему на тебя набросился. Это действительно не мое дело.
В машине стало еще тише, от чего звуки дождя стали слышны особенно громко.
Она снова поерзала.
— Все еще хочешь взглянуть?
Я моргнул и кивнул, хотя одна мысль об этом пугала меня до чертиков.
Она медленно развязала узел на платье и спустила его с плеч, оставшись только в лифчике от бикини. Диагональный толстый шрам, идущий через всю ее грудь, был символом всего, в чем я ошибся. Красный и неровный, он выглядел так неуместно на безупречной коже ее груди и живота.
Я не мог оторвать от него глаз. Не мог.
— Леви.
Я сломал ее. Я все испортил.
В ушах раздавался стук сердца.
— Леви, — позвала она снова, и я осмелился встретиться с ней глазами. — Я в порядке.
— Мне так жаль.
Мой голос сорвался, а глаза снова опустились на шрам. Я ничего не мог с собой поделать и коснулся рукой ее кожи. Ладонь легла на центр ее груди, пальцы вытянулись вдоль рубца, по диагонали, и я почувствовал, как бьется ее сердце.
Она накрыла мою ладонь своей.
— Я в порядке.
Я взглянул на ее маленькую ладошку, накрывшую мою кисть. Внезапно меня переполнили эмоции, и я мягко выдернул руку из-под ее пальцев. Она отвела глаза и положила руку на дверную ручку, а затем, прикусив губу, снова на меня посмотрела.
— И я твоя, — тихо сказала она. — Даже если ты меня не хочешь. Я все еще твоя.
Она вышла из машины и скрылась в гостинице. Дождь все продолжал стучать в лобовое стекло.
Глава 41. Пикси
Я не жалела ни о чем.
Я так боялась показать Леви свой шрам, не желая напоминать ему о Черити, что упустила из виду, какое исцеляющее действие эта отметка может оказывать на меня. Может быть, мой шрам и ударил по Леви, но он поставил на место ту частичку моей души, которую я уже и не чаяла найти, частичку меня, которая отказывалась увидеть смерть Черити в глазах Леви, частичку меня, которая отрицала его боль.
И потому я не жалела.
И даже после, десять дней спустя, в течение которых Леви на меня не смотрел и не разговаривал со мной, я не жалела. Черити умерла. Я напугана. Леви измучен.
Вот как все было на самом деле, вот какой была правда.
Правдой дышать легче, чем ложью. Даже если она уродливее. Но я задыхалась в облаке отрицания, которым окружала себя все это время. Отрицание, плотное и сладкое, наполняло мои легкие целый год, пока не вырвалось на волю. Но правда... правда ясная и чистая. И да, исцеляться больно, так же, как и очищаться от сладкого дурмана, но через страдания стоит пройти, чтобы снова дышать полной грудью и начать новую жизнь.
Мои пальцы были измазаны черной краской, я отошла от небольшого холста, над которым работала все утро. Картина не была совершенна. Даже и близко нет. Просто серая мешанина с вкраплениями черного и белого в тех местах, где я хотела их видеть.
Я аккуратно повесила его сушиться рядом с тремя подобными рисунками, над которыми трудилась в последние дни.
Четыре картины. На одну тему. Миллион недосказанностей.
Глава 42. Леви
Когда Пикси было девять, она нашла на дороге собаку и из жалости принесла к нам домой. Она всегда где-то находила страшненьких заблудших животных и подбирала их, словно была ангелом для всего живого.
Конечно, мы все влюбились в этого шелудивого щенка, и Маврик, как назвала эту шавку Черити, стал членом нашей семьи. Но два года спустя Маврик умер, и все, включая меня, были подавлены.
Той ночью, когда мы потеряли собаку, Черити и Пикси пробрались в мою комнату и забрались ко мне в кровать, обливаясь слезами. Они были уверены, что если мы останемся вместе, сердечная боль уменьшится, поэтому мы улеглись рядом. Они оказались правы.
А в младшей школе Черити и Пикси посмотрели фильм ужасов и испугались настолько, что решили, будто убийца придет за ними ночью. Они снова забрались в мою кровать и крепко уснули, окруженные иллюзией моей защиты.
Они шли ко мне за силой и смелостью. Но я больше не чувствовал себя героем.
В тот день, на рассвете, я начал огораживать клумбу, на пару месяцев позже необходимого. Эллен с утра не дала мне список дел, и, чтобы не сойти с ума, я... мда. В общем, я решил заняться цветником.
На ближайшей скамейке сидел пожилой постоялец по имени Пол и смотрел, как я обкладываю клумбу кирпичами.
— Я держал сад, — сказал старик, внимательно на меня глядя. — Вообще-то, я ею и сейчас занимаюсь. Но только в определенное время года. Тебе нравится работать с землей?
Я добавил к кладке еще один кирпич.
— Нет. Я скорее из разряда парней, которые чинят вещи.
Он рассмеялся, и звук вышел таким хриплым, будто он курил лет пятьдесят.
— А в садоводстве и починке вещей немало общего. Ты растишь что-нибудь, тратишь на это месяцы, защищаешь от солнца и паразитов, и затем в один прекрасный день оно начинает вдруг умирать, а тебе нужно это исправить.
Мои мысли вернулись к Черити. Я отогнал их прочь.
Затем мои мысли вернулись к Пикси. Их я прогонять не стал.
Пол оперся на трость в руках.
— Умирающее растение — отстойнейшая вещь на свете, она заставляет человека захотеть опустить руки. Но, сынок, она же и лучшее, что есть в садоводстве. Потому что ты можешь оживить то, что вянет.
Я положил еще один кирпич и прихлопнул сбоку землю лопатой.
— Кажется, это благодарное занятие.
— О, да. Да.
Он так долго молчал, что я подумал, может, он уснул, но, когда я взглянул на него, обнаружил, что старик вполне бодр и наблюдает за тем, как я кладу последний кирпич.
Закончив, я встал, вытер руки о джинсы и собрал инструменты.
— Они сильнее, чем ты думаешь, — поднял на меня глаза Пол.
Я сощурился от утреннего солнца.
— Что сильнее?
— Растения, которые ты возрождаешь к жизни, — ответил он. — Когда ты отводишь кого-то от смертельной черты, он борется за жизнь сильнее, — Пол оперся о трость и улыбнулся. — Думаю, и в жизни так же.
***
— Эллен сказала, что запасной комплект ключей все еще у тебя, — сказал я с порога спальни Пикси.
Это был наш первый разговор с праздника на четвертое июля.
— Ах да, — воскликнула она. — Я нашла свой комплект вчера. Но куда... я положила... запасной? — она огляделась. — Зайди. Это может быть надолго.
Я шагнул в комнату Пикси, не уверенный, что хотел бы здесь находиться. Помещение было слишком личным. Я чувствовал ее запах, от чего в груди появлялось странное недомогание.
В воздухе явственно проступило напряжение, которое я гнал от себя весь день, и каждая минута ощущалась все дольше, невыносимей. Казалось, должен уже наступить новый день.
Я не мог об этом думать, а потому, пока она искала ключи, пытался концентрироваться на обыденных вещах.
Грязная одежда, валяющаяся на полу.
Кисти в стеклянной банке. Запятнанные. Изношенные. Со следами зубов на концах.
Она всегда была неряхой. И мне это нравилось.
Мои глаза блуждали по комнате. Внезапно взгляд остановился на четырех рисунках на стене, и я против воли подошел к ним. Я моргнул, увидев на одном из них темноволосую девушку с искрящимися глазами и лукавой улыбкой.