Так. Я должен выбраться отсюда как можно скорее.
Быстро починив пожарную сигнализацию на кухне, следующий час я провел, проверяя остальные точки по всей гостинице, а затем направился в офис Эллен.
Помимо холла, кухни и столовой, на первом этаже были расположены еще два небольших помещения, которые раньше служили спальнями. На месте одной теперь была библиотека, где гости могли играть в шахматы возле высоких окон, а также изображать заинтересованность романами Эрнеста Хемингуэя. А другая была переделана в светлый, но крайне беспорядочный офис управляющей.
Я вошел в кабинет, и Эллен, услышав скрип деревянной половицы, подняла голову от горы бумаг, записок и ручек.
— Ну как? — улыбнулась она.
— Все пожарные сигнализации работают, но они порядком устарели, — сказал я, оставаясь у дверей, не желая быть втянутым в разговор. — Вам, возможно, стоит задуматься об установке новой системы.
Она кивнула и погрызла кончик красной ручки:
— Да, я тоже об этом думала. Я добавлю этот пункт в свой бесконечный список дел, которые жизненно необходимо сделать в гостинице. Спасибо, что все проверил.
— Без проблем, — я развернулся, чтобы уйти.
— Твоя почта до сих пор лежит на стойке регистрации, — сказала она мне в спину. Я приостановился. — Она там пылится уже три недели.
Я медленно повернулся:
— Серьезно?
Ее глаза сузились:
— Не заставляй меня ее вскрывать и зачитывать вслух перед персоналом. Будь уверен — я сделаю это, а ты потом будешь расхлебывать последствия сам.
Я почесал щеку, которая после бритья была непривычно гладкой.
— Никогда не понимал этого выражения. Не вижу ничего страшного ни в хлебе, ни в похлебке.
— И это говорит парень, который боится собственной почты.
Я поднял голову:
— Обязательно нужно выносить мне мозг при каждом удобном случае?
— Иногда нужно, — она печально улыбнулась. — Просто забери ее, чтобы мне не приходилось выслушивать бесконечное нытье Анжело про бардак на стойке, ладно?
Анжело постоянно пытается навести порядок во всех уголках гостиницы, не только в баре. В своем баре, как он особо подчеркивает.
— Обязательно заберу сегодня, — я подергал петли на дверях, которые, как оказалось, совсем расшатались. — Что-нибудь еще?
— Люстра в холле, — ухмыльнулась она.
Я вздохнул. Это та еще задача. Люстры тяжелые, и в них больше проводов, чем должно быть по определению в любом другом светильнике. Честно не понимаю, зачем их еще используют. Вернее, зачем их использует Эллен.
Ее ухмылка стала еще шире.
— Не обязательно принимать такой довольный вид, — заметил я.
— Даже не думала, — сказала она. — Просто мне кажется, что сейчас ты выглядишь очень забавно.
Эллен знает, что я не одобряю ее выбор светильников. Но ей все равно. По ее словам, эти люстры красивые и придают гостинице особое очарование. Как по мне, ничего очаровательного в этой висящей двухсоткилограммовой махине нет.
— Ладно, — сказал я, выходя в холл. — Починю я вашу драгоценную люстру.
— Я тебя обожаю, — крикнула Эллен мне вслед.
Я покачал головой, но не смог сдержать улыбку.
Я отключил электричество, достал из чулана единственную на всю гостиницу переносную лестницу и закрепил ее в холле под люстрой. Когда она зашаталась под моим весом, я отметил про себя, что нужно добавить в список «необходимых дел» Эллен еще один пункт.
Я осторожно начал отсоединять провода под пристальным и тяжелым взглядом Эрла Везерса, одного из завсегдатаев гостиницы. Мне невдомек, что привлекает этого старика ко мне каждый раз, когда я занимаюсь ремонтом: может быть, его завораживает зрелище работающего человека, а может, он просто скучает. Но иногда я ощущаю себя актером в театральной постановке.
Вот как, например, сейчас. Он притащил стул и внимательно наблюдает за каждым моим действием. Видимо, ждет, что в следующем акте я свалюсь с этой доисторической конструкции и сломаю обе ноги. А руки мои останутся висеть на люстре. Еще бы, ведь они будут просто вырваны из тела в результате падения!
Может, стоит начать продавать билеты на это увлекательное шоу?
Эрл пригладил свои белоснежные бакенбарды:
— Сынок, ты уверен, что знаешь, что надо делать?
— Да, сэр.
Он покосился на меня, прищурившись, от чего вокруг его блеклых голубых глаз собрались морщинки.
— Ты слишком юн, чтобы заниматься ремонтом. Лет тебе сколько? — Эрл, небольшого роста и коренастый, в молодости, наверняка, был мускулистым. Он, скрестив руки на груди, откинулся на стуле. Его голова сверкнула лысиной, отразившей свет из окон холла.
— Почти двадцать один, — ответил я, перехватывая люстру левой рукой. От усилия я стиснул челюсти.
— Ты отключил электричество перед тем, как туда залезть?
— Да, сэр.
— Ты проверил, нет ли изношенных контактов, перед тем, как дергать за провода как шимпанзе?
Как шимпанзе?
— Да, сэр.
— А ты...
— Эрл, оставь в покое бедного мальчика.
В холл вошла Вивьен, жена Эрла и главный предмет сплетен всей гостиницы. Ее короткие иссиня-черные волосы были закручены на розовые бигуди, а тонкие сжатые губы накрашены розовой помадой. Она была очень высокой и худой, и всегда держала осанку, даже когда в ее руке был мартини, а язык заплетался, что случалось, в общем-то, частенько. — Не нужно его отвлекать.
— Я его не отвлекаю, Вив. Я помогаю, — Эрл прожестикулировал в мою сторону так, будто я был идиотом.
— Ага, — Вивьен взглянула на меня своими темно-карими глазами. — Продолжай, дорогуша, занимайся своим ремонтом. Не обращай внимания на моего надоедливого мужа, — она подошла к стойке, чтобы пожаловаться Хэйли на неудобный график работы бара.
— Лезет тут, без нее ничего не может обойтись, как же! — пробормотал Эрл.
Каждое лето Вивьен и Эрл приезжали в гостиницу «Виллоу» из Джорджии. И никогда не оставались меньше чем на месяц, поэтому чувствовали себя здесь как дома. Наверное, этим и объясняются розовые бигуди.
Они представляют собой странное зрелище. Вивьен была выше мужа на добрых десять сантиметров и меньше килограмм на сорок. Вместе они выглядели как розовый жираф и седая обезьяна.
Эрл продолжал смотреть на то, как меня шатает вместе с лестницей.
— Сынок, ты учился где-нибудь на электрика?
Господи.
Я зафиксировал свое положение и сосредоточился на проводе.
— Вам удалось вчера посмотреть игру, Эрл?
Он начал что-то бормотать о судьях-идиотах, и я понял, что у меня появилось несколько минут передышки перед очередной лекцией о том, что я делаю неправильно.
— Я только хочу сказать, — голос Вивьен с южным акцентом разносился на весь холл, — что бар нужно открывать до обеда.
— Да, но уверена, что у Эллен были причины для составления именно такого расписания работы бара, — сказала Хэйли, а затем чуть понизила голос: — Наверное, из-за того случая с мистером Клеменсом в прошлом году.
— ...сейчас все по-другому, — вернул меня к реальности голос Эрла.
— Что по-другому? — не понял я.
— Я скучаю по старым добрым временам.
За следующие десять минут Эрл раскритиковал мои навыки электрика, прожужжал мне все уши о том, что во времена его молодости мир был гораздо лучше, и что сейчас никто не знает об упорной работе. Пока он говорил, я, балансируя на самой старой лестнице на Земле, держал это допотопное осветительное устройство, которое весило больше меня в несколько раз.
— Что я могу сказать, — пробурчал я, закончив с люстрой. — Мы поколение лентяев.
Я спустился с лестницы и врубил электричество, а потом вернулся в вестибюль. Эрл продолжал сидеть в первом ряду, с нетерпением ожидая меня, чтобы поболтать о политике.
Черта с два я буду говорить с ним на эту тему.