Миновало два дня. Внезапно настоятельница вспомнила, что на ее рубашке остались следы той мази, которой смазал ее святой Иосиф. В присутствии сестер она сняла рясу, «и мы вдохнули чудесный аромат. На рубашке обнаружилось пять пятен, от которых исходило райское благоухание».
В «Смешных жеманницах» Горгибус спрашивает служанку: «Где твои юные хозяйки?» Маротта отвечает: «У себя в комнате». «Что они там делают?» «Губную помаду». В тот век всякая следящая за собой женщина должна была сама изготавливать косметику. Рецепты кремов, лосьонов, помады и духов свято хранились в тайне, передавались по наследству или, в знак особенной дружбы, близким подругам. Сестра Иоанна с давних пор слыла мастерицей по этой части. Скорее всего, «чудесный елей Святого Иосифа» имел не божественное, а вполне земное происхождение. Но как бы там ни было, пять пятен можно было видеть и обонять. Настоятельница пишет: «Невозможно себе представить, с каким благоговением все отнеслись к этому знамению, и сколько чудес Господь совершил при помощи этих пятен».
Таким образом, у сестры Иоанны теперь было два собственных первоклассных чуда: письмена на руке, а вдобавок к этому — благоухающая рубашка, осененная высшей благодатью. Но и этого было ей мало. Настоятельница считала, что, оставаясь в Лудене, зарывает свой талант в землю. Конечно, в город заглядывали и паломники, и вельможи, и прелаты. Но сколько на свете людей, которые никогда не доберутся до Лудена! А король с королевой! А его высокопреосвященство! А все герцоги, маркизы, маршалы Франции, папские легаты, чрезвычайные и полномочные послы, доктора Сорбонны, аббаты, епископы, архиепископы! Разве можно лишать всех этих достойных господ возможности собственными глазами увидеть чудо, а также смиренную свидетельницу и носительницу Божьей благодати?
Если бы Иоанна сама высказала подобное пожелание, оно прозвучало бы неуместным и чересчур самоуверенным, поэтому первым идею выдвинул Бегемот. Однажды, после особенно утомительного экзорцизма, отец Рессе спросил беса, почему он так упорствует. Нечистый ответил, что ни за что не покинет тела настоятельницы, пока она не совершит паломничества к гробнице святого Франциска Сальского в Аннеси, в Савойском герцогстве. Сколько священник ни старался, сколько ни предавал черта анафеме, Бегемот лишь улыбался. К прежнему ультиматуму он прибавил новый: нужно снова вызвать отца Сурена, иначе путешествие в Аннеси ничего не даст.
И к середине июня Сурен снова появился в Лудене. Но устроить паломничество оказалось труднее, чем вернуть прежнего экзорциста. Генерал ордена иезуитов Вителлески не желал, чтобы один из его подопечных разъезжал по Франции в компании монахини. В то же время и епископ Пуатевенский не соглашался отпускать свою монахиню путешествовать с иезуитом. Возник и вопрос денег. Королевская казна, как обычно, пустовала. Вся история с луденскими одержимыми и так обошлась королю слишком дорого: субсидии монахиням, жалованье экзорцистам и прочее, и прочее. А тут еще эта развлекательная поездка в Савойю. Но Бегемот стоял на своем. Единственная уступка, на которую он пошел, состояла в том, что паломничество не обязательно должно состояться прямо сейчас, но сестра Иоанна и Сурен обязаны дать обет отправиться в Аннеси впоследствии — иначе Бегемот свою жертву не покинет. И он настоял на своем.