Гавагол кивнул, пытаясь пробиться сквозь головокружительный туман зеленого ликера. — Да, возможно. Ты же видел… нет изгоев… среди водяных.
Лицо Лудильщика виднелось размытым пятном, но Гаваголу показалось, что на нём сверкнул белозубый оскал. Наверно, это старик улыбнулся. Его вновь повело, и на этот раз он приложился об стол.
Голова пульсировала болью. Глаза спеклись коркой, и ему потребовалось время, чтобы открыть их.
— Что за… — Он запнулся, не в состоянии вспомнить. Почему он лежит под этим пыльным столом? Он попытался подняться, и его скрутил мучительный спазм. — О. — Простонал он, схватившись за раскалывающуюся голову.
Чуть погодя он начал понемногу вспоминать. Мутный зеленый ликер. Чужой корабль. Лудильщик Плоти.
Несмотря на свои страдания, Гавагол расплылся в улыбке. Лудильщик Плоти слушал его!
Затем он нахмурился. Упоминал ли Лудильщик, когда собирается отбыть? Гавагола пронзила тревога, граничащая с паникой. О нет, Лудильщик не должен так скоро покинуть его. Этого нельзя допустить, нельзя.
Шатаясь, он поднялся на ноги, и заковылял на выход из «Звёздного кутежа» в яркий день. Свет резанул по глазам, вызвав стон, но он увидел космолёт в том же положении, что и вчера.
Облегчение наполнило его. Лудильщик Плоти всё еще здесь. Гавагол пошел прочь, потирая виски. Весь путь к Башне по узким проходам Мареммы он преодолел в глубокой задумчивости.
Раздался настойчивый вызов коммуникатора. Гавагол немного помедлил, размышляя, правильно ли он поступил. Но потом выпрямил спину, и сделал своё лицо настолько суровым, насколько мог. Он имеет право на общение, это вопрос жизни или смерти для него. Он верил в это.
Багровая от ярости физиономия Лудильщика Плоти вспыхнула на экране интеркома, заставив Гавагола отшатнуться. Глаза вчерашнего собутыльника были бешеными. — Ты что сделал? — зарычал он, оскалив зубы. — Впусти меня, или я сверну твою цыплячью шею!
Лудильщик преобразился; теперь стало ясно, что та ранняя вспышка были не более чем легким раздражением. Наконец Гавагол обрел голос.
— Ты не понимаешь. Пожалуйста, выслушай меня. В моих намерениях нет ничего дурного. Я просто хочу, чтобы ты остался немного подольше. Всего несколько дней, и я подниму плиту циклонной защиты бассейна, и все — лети куда хочешь.
Лицо Лудильщика поплыло от эмоций на нем, как лицо в кошмаре. Сухой шепот внушал ужас, намного больший, чем рев до этого.
— О, ты позволишь, вот оно как? Да ты сама доброта, не так ли?
Гавагол ожидал гнева, но ничего настолько убийственного. — Что такое несколько дней для тебя? Но это так много значит для меня. Послушай, если ты пообещаешь выслушать меня, я впущу тебя. Мы можем все спокойно обсудить…
— О, да, да, впусти меня. Я выслушаю тебя, даю слово, — согласился Лудильщик с пугающей страстью.
Гавагол моргнул. Затем коснулся сенсора от входа в Башню. Створки внизу разошлись с негромким звуком, и тут же Гавагола пронзила внезапная уверенность, что он совершил чудовищную ошибку.
На мониторе в открывшийся проём метнулась размытая тень. Перед смотрителем пронеслось кошмарное видение Лудильщика Плоти, который двигался как какой-то быстрый дикий зверь, стремительно преодолевая пролеты Башни. Гавагола пробрала дрожь.
В зал вошел Лудильщик Плоти с горящими глазами; зубы поблескивали в ухмылке предвкушения. Он приближался легким шагом, на руках появились бритвенно-острые когти.
— Подожди, — выдохнул устрашенный смотритель. — Ты же пообещал, что выслушаешь меня.
— Как сказал, так и будет. Ты сможешь выговориться, пока будешь умирать. И я не хотел бы, чтобы это случилось прежде, чем ты поднимешь щит.
Перед тем, как Лудильщик добрался до него, Гавагол поднял руку и сказал слабым, испуганным голосом: — Подожди же, на мне «кнопка мертвеца». Смотри.
Лудильщик разочарованно зашипел и отступил.
— Я не хотел предпринимать никаких недружественных действий, н-но, если бы я позволил тебе продолжить, твой корабль… плита циклонной защиты пойдет обратно и сомнет его в блин. Ты понимаешь? — лепетал Гавагол.
— Я понял. — Холодный голос вновь изменился, теперь в нем чувствовалась большая усталость. Лудильщик вдруг резко успокоился. Он уселся за стол напротив Гавагола. — Не обращай внимания на мои вспышки, смотритель. Я довольно импульсивный.
Гавагол был потрясен. Некоторое проходящее раздражение — да, он ожидал этого. Но не такую смертоносную ярость. К счастью, он принял меры предосторожности.