Наступила пятница — великая пятница страстной недели. Нескончаемо длинной чередой покидали замок Новары швейцарцы, ландскнехты, бургундцы. Как заключенные, шли они друг другу в затылок по ярко освещенной солнцем равнине, волоча свое оружие по земле. Во внутреннем дворе замка, перед тем как были распахнуты ворота, Латремуй еще раз обошел строй итальянских военнопленных: усталые, искаженные голодом и недосыпанием лица простых солдат. Он не обнаружил того, кого безуспешно искал. В толпе так и не мелькнуло гордое и независимое лицо Лудовико Мавра.
— Требую предоставить мне возможность осмотреть каждого из ваших солдат, прежде чем вы продолжите отступление, — заявил француз, обратившись к швейцарским кондотьерам. — Постройте их в колонну по двое, — приказал он.
Швейцарцы тревожно переглянулись. Перемирие повисло на волоске. Достаточно одного взгляда, чтобы все тотчас раскрылось…
Лудовико шел в колонне. Она медленно приближалась к французскому патрулю. Герцогу было неловко в шинели простого швейцарского солдата. Неудобная каска все время сползала на глаза. Французы, конечно же, его тотчас узнают. Вдруг от группы швейцарских капитанов отделилась какая-то неуклюжая фигура… Сопрасассо! Помедлил, вглядываясь в лица французов, сквозь зубы процедил всего два слова:
— Вот он!
Лудовико мгновенно принял решение. Он уверенным шагом покинул колонну и сильным, ясным голосом, резко отозвавшимся в тишине залитой солнцем равнины, произнес:
— Сдаюсь на милость своего единокровного синьора де Линьи!
Граф де Линьи шагнул навстречу герцогу, приветствуя его высоко поднятым мечом, как и подобало рыцарю.
— Честь имею, государь! Слава храбрым и нашему благородному синьору, герцогу Милана.
Армия Тривульцио надвигалась на Милан. После того как Лудовико был взят в плен утром 10 апреля 1500 года (даже французы не могли отказать ему в уважении, видя то, с каким достоинством умел держать себя герцог), солдаты Сфорца бросились в беспорядочное отступление, устремившись к столице и не оказывая французам никакого сопротивления.
Де Линьи отнесся к своему пленнику с большим почтением. На первых порах он держал его в новарском замке вместе с другими знатными военнопленными — Галеаццо Сансеверино, Эрмете, сыном Галеаццо Марии, Массимилиано Стангой. Тем временем весть о пленении Мавра широко распространилась повсюду, вызвав огромное ликование во Франции. Король Людовик XII отслужил даже торжественную мессу. Папа приказал, чтобы Рим бодрствовал всю ночь при свете нескольких тысяч факелов и праздничных плошек в ознаменование народного ликования. Венеция и Флоренция встретили эту новость с энтузиазмом. Вся Италия сходила с ума от радости по случаю катастрофы, которую потерпел Мавр. Никто в Италии не отдавал себе отчета в том, что этот день ознаменовал конец ее свободы. Низвергнутый с престола государь, пусть и был он тысячу раз интриганом и творил беззакония и насилие, был тогда единственным в Италии политиком, способным поддерживать равновесие между раздробленными частями страны, неутомимо посредничать и вести переговоры со всеми во имя поддержания мира. С его падением начался период иноземных вторжений в Италию, одно иго сменяло другое. На смену французскому пришло испанское, на смену испанскому — австрийский гнет.
Однако итальянцы стали обвинять Лудовико за все свои страдания и трудности жизни. Кортеж, который доставил его во Францию для заключения в тюрьму, повсюду встречали разъяренные толпы людей, поносившие и оскорблявшие Мавра. Герцог был настолько потрясен этим народным негодованием, что в Сузе был вынужден задержаться на целый день. Он был тяжело болен, неспособен переносить тяготы дальнейшего пути. Наконец 17 апреля он был доставлен в Лион. Карета с пленником въехала в город ближе к полудню. Казалось, весь город высыпал на улицу. Толпа жаждала насладиться невиданным зрелищем.
— Мне известно, что король Франции в городе. Могу ли я увидеться с моим французским братом?
Король не пожелал его видеть. Все, казалось, сговорились, чтобы ежеминутно напоминать герцогу о том, что он пленник, с которым обращаются с должным уважением, но которому не положены никакие привилегии. Тем не менее многие французские придворные были под впечатлением рассказов о том, с каким достоинством и твердостью герцог отнесся к своему пленению. Они приходили к нему, чтобы засвидетельствовать свое почтение, возвращались уверенные, что им посчастливилось встретиться с великим человеком.
В замке Лис Сент-Жорж де Берри у Лудовико в распоряжении было двое слуг, он имел право переписки, ему было разрешено также выходить во двор для прогулок, упражнений в стрельбе из лука, он мог даже ловить рыбу в окружавшем замок крепостном рве. Но Лудовико не вынес неволи и тяжело заболел.