— Так что Великолепный, оказывается, вовсе не наш Лоренцо, — судачили приунывшие флорентийцы. — Великолепным по праву следует называть миланского герцога.
Лоренцо тоже подготовил пышный прием для своего миланского союзника. Улицы и площади Флоренции оглашала праздничная музыка. В соборах были устроены праздничные представления. Гордые, высокомерные миланцы не могли не вызывать зависть.
— Креста на них нет! — ворчали флорентийцы. — Великий пост, а они едят мясо. Видать, нет в них уважения ни к Святой Церкви, ни к Господу Богу. Как бы все это плохо не кончилось.
Галеаццо был преисполнен решимости продемонстрировать Лоренцо Великолепному всю свою мощь, решающий вес Милана в итальянских делах. Пусть флорентийцы наконец поймут, что выгода их — во все более тесном союзе с Миланом.
— Нам следует показать Лоренцо, что мы его подлинные друзья, — наставлял своих советников Галеаццо. — Наверняка мы произведем на него хорошее впечатление, если поможем ему возвратить крепость в Пьомбино. Это был бы достойный подарок для государя такого города, как Флоренция.
Авантюра под Пьомбино лишь подчеркнула характерные особенности всех начинаний миланского герцога: импульсивность, необдуманность поступков, отсутствие оценки возможных последствий, полное небрежение советами, от какой бы стороны они ни исходили. Атака на Пьомбино провалилась. Итальянские государи имели полное основание предполагать, что эта эскапада была согласована во время пышного визита Галеаццо во Флоренцию. Король Неаполя выразил свое гневное возмущение подобным оборотом дел при личной встрече с Лоренцо Великолепным. Галеаццо был вынужден принести свои извинения, пообещав Лоренцо вести себя впредь более осмотрительно. Однако темперамент Галеаццо был слишком пылким, так что и впредь он будет вести себя так, как прежде, импровизируя на грани провала.
Амбициозность миланского герцога подталкивала его на вмешательство в любой кризис, где бы он ни случился на полуострове. Его непредсказуемость, недостаточная продуманность в оценке дипломатических и военных факторов заставляли Милан вмешиваться во многие события — как правило, без особой от этого выгоды для себя.
20 августа 1471 года умер Борсо д’Эсте, синьор Феррары. Галеаццо поспешил в Мантую, куда его пригласили Гонзага, чтобы обменяться мнениями насчет преемника, но главное — помешать продвижению кандидатуры венецианцев, сделавших ставку на брата покойного, Эрколе д’Эсте. Положение в Италии осложнилось также и по той причине, что в июле умер папа Павел И. Галеаццо блефует, делая вид, что у него на руках козырная карта. Однако, когда Венеция послала Эрколе д’Эсте вооруженное подкрепление и ее ставленник был избран синьором Феррары, Галеаццо хватило ума понять, что дело проиграно. Это было еще одним дипломатическим поражением Милана. Его усугублял тот факт, что оно последовало непосредственно вслед за поражением военным под Пьомбино. Итальянские государи имели случай еще раз убедиться в том, что миланский герцог весьма далек от политики своего отца, обладавшего трезвым талантом ловкого дипломата.
Советники Галеаццо не знали, что и делать: выдерживать приступы дурного настроения, участившиеся истерики и резкие перемены намерений своего синьора становилось все более затруднительно. Так, в течение нескольких месяцев Галеаццо требовал от них восхвалять таланты и достоинства Лоренцо Великолепного, изображать его в качестве самого желанного из своих союзников. Теперь же герцог не хочет и слышать имени флорентийца.
— Лжец и предатель — вот он кто, ваш Лоренцо. Следует держаться от него подальше. С подданными он деспот, с союзниками он предатель!