Во времена Галеаццо Милан стал красивым и чистым городом. Герцог предпринял ряд мер для того, чтобы все дороги, ведущие в город, и улицы были вымощены. Известно, что он жестоко наказал одного из подрядчиков, ответственного за мощение миланских улиц и площадей, обвинив его в том, что, как было сказано, «тот работает с прохладцей».
Заботясь о благоустройстве города, Галеаццо не забывал и о том, чтобы жизнь в замке шла с подобающей роскошью. Обосновавшись в 1469 году в замке при Порта-Джовия с сыном Джаном Галеаццо и побочными детьми — Карло, Катериной и Кларой, — Галеаццо постарался, чтобы его двор жил в роскоши, подобавшей эпохе Возрождения. Правда, по нынешним вкусам, его замок лишен каких бы то ни было удобств. Огромные залы соединялись друг с другом узкими и мрачными переходами. Окна закрывались на ночь парусиной, пропитанной смолой. Туалетные комнаты были примитивны даже по тем временам. Кухни отделялись от трапезной дощатым простенком. Несмотря на столь незатейливый интерьер, Галеаццо дал волю своим капризам. Так, он приказал обить потолки драгоценным красным бархатом. Зеленым бархатом были обиты стены залов, предназначенных для содержания придворной соколиной охоты. Для лошадей герцогини заказывались седла с золотым шитьем, позлащенные стремена и шелковые хлысты.
Двор Галеаццо стал изысканным центром музыкальной культуры. Райнерио ди Павия, придворный кантор, был направлен во Францию, а затем в Англию для того, чтобы подыскать музыкантов для придворного оркестра. Из Фландрии в Милан был приглашен композитор, пользовавшийся тогда необычайной известностью, Гаспарре фон Вербекке. Ему было суждено стать основателем прославленной капеллы замка Сфорца. Галеаццо стремился привлечь в Милан лучшие голоса Турина, Рима, Неаполя, Бургундии и Испании. Он распорядился, чтобы в день Святого Георгия, когда в Миланском соборе совершается освящение боевых знамен, народ Милана слушал самую лучшую музыку и лучших певцов и музыкантов Европы. В самом деле в соборе пел лучший из существовавших в то время хоров.
Не обладая, в отличие от брата Лудовико, разносторонними художественными талантами, миланский герцог тем не менее задумывал и осуществлял фантастические зрелища. Так, он собрался было подарить городу Милану конную статую своего отца, самую большую конную статую из когда-либо воздвигнутых на европейской земле. Герцог хотел, чтобы статую было видно издалека. «Мы желаем возвеличить и увековечить память светлейшего синьора, нашего почившего в бозе отца, в бронзе и верхом на коне, поместив оную статую в виду нашего замка в Милане или на площади для всеобщего обозрения». Однако герцогу не удалось найти скульптора, который был бы в состоянии удовлетворить замыслы миланского синьора. Галеаццо пришлось довольствоваться помещением на всеобщее обозрение перед входом в замок шкуры убитого им собственноручно медведя в горах Варезе в начале октября 1476 года.
Однако миланцы менее всего запомнили Галеаццо как своего мецената. Прежде всего он запомнился им как злобный и надменный, кровожадный тиран. Лудовико уже не стеснялся в выражениях, называя брата человеком, который способен довести город до катастрофы. В беседах с братом он пытался ему втолковать, что с народом подобает вести себя на правах доброго отца. Всякий раз, когда Галеаццо приходилось выслушивать подобные поучения, на лице его блуждала гримаса недовольства, ирония постепенно уступала место в лучшем случае брезгливому выражению.
Однажды в Павии герцог приказал казнить пятерых молодых людей, обвинявшихся в краже. Судебный процесс был сфальсифицирован. Лудовико решительно осудил брата.
— Мошенник! — бросил он ему в лицо. — Жестокость и беспардонность приведут тебя к погибели! Запомни: кто сеет ветер — пожнет бурю. — И чуть слышно добавил: — И эта буря сметет тебя с лица земли.
Галеаццо действительно не ведал меры в своих выходках. Желая насладиться выражением ужаса на физиономии несчастной жертвы, он часто натравливал своих псов на посла Венеции Джерардо Колли. Галеаццо прекрасно знал о том, что венецианский посол великий ханжа. Именно поэтому он и настаивал, чтобы посол непременно передал венецианскому дожу, например, послание следующего содержания: «Миланский герцог намерен отправиться в Венецию, чтобы посетить там синьорию и обзавестись новой наложницей». Посол Колли, разумеется, был потрясен. В своем сопроводительном письме он пытался хоть как-то объяснить своему синьору, что, мол, таким причудливым образом миланский герцог выражает мысль о своей любви к Венеции. Однако дож, Кристофоро Моро, известный острослов, прекрасно разгадал намерение Галеаццо. «Прекрасных дам в Венеции предостаточно, — повелел он ответить Галеаццо через своего посла, — так что миланский герцог может прибыть к нам и получить все, что ему причитается».