Жестокость Галеаццо лишь изредка находила выход в такого вот рода невинных шутках. Но когда в руки Галеаццо попал памфлет, сочиненный священником Лудовико да Тоссиньяно, проклинавшим тираническое правление миланского герцога и высказывавшим пожелание, чтобы Господь Бог поскорее прибрал к рукам столь злобное и гнусное существо, то он был вне себя от ярости. Заручившись разрешением папы римского, он послал своего человека, Роберто Сансеверино, в Имолу, для того чтобы арестовать памфлетиста. Сансеверино, правда, был в замешательстве. Он попытался было спасти несчастного священника. Однако герцог был неумолим. Он приказал бросить священника и его друга в тюрьму, где и уморил их обоих голодом.
Лудовико Мавр был также человеком непреклонным. Но он обладал гораздо более развитым чувством справедливости и был возмущен подобным произволом.
— Герцог, брат мой, и ведать не ведает, что такое милосердие. Нет, прощать он не умеет. Даже лица духовного звания имеют право и возможность в любой момент обратиться в духовный суд и искать там справедливости и милосердия. Галеаццо Мария по-прежнему сеет ветер. Горе ему…
Юный Сфорца сформировался как разумный государь, тонкий знаток человеческой души. Он обладал политическим чутьем и искусством правления.
Пройдет всего несколько лет, и он достигнет полной зрелости. Особенно ему помог опыт, накопленный в качестве герцога Бари на Юге полуострова. Именно здесь удалось ему установить контакт с населением. Он интересовался его нуждами. Он нашел применение своему особому таланту — примирять противоположные интересы. Он находил время также и для развлечений. В сопровождении двух неразлучных друзей — Мелито и Рандо — он по ночам посещал бедную деревенскую хижину на берегу моря. Там он встречался с прекрасной и влюбленной в него девушкой по имени Бернардина. Не проходит и дня, чтобы они не виделись. Оставшись сиротой в раннем возрасте, Бернардина поселилась в скромной рыбачьей хижине со своим дедом. Любовь синьора для нее возможность войти в высшее общество. О, об этом она всегда мечтала. Но даже в мыслях не могла допустить, что мечта когда-нибудь сбудется.
Тайные свидания завершились рождением девочки. Чудный ребенок! Назвали ее Бьянка Джованна. Государь с восхищением всматривался в младенческие черты. Горячо целовал пухлые ручонки. Брал на руки. Родное беззащитное существо! Когда же обязанности правителя вновь позвали его в Милан, он сумел убедить Бернардину передать ему ребенка на попечение. Пусть девочку воспитывает кормилица. Бернардина со слезами на глазах прощалась с ребенком, которого отец увез с собой в Милан. Проходили день за днем. Бернардина по-прежнему жила в мечтах о прекрасном рыцаре — единственной усладе своей жизни и боялась, что ей не суждено вновь увидеть дочь. Прекрасная сирота-рыбачка была вынуждена склонить голову перед лицом страданий, уготованных ей судьбой.
Рождество — самый большой праздник в Милане. Со времен Висконти Рождество отмечалось в этом городе с особенной торжественностью и пышностью. Один из самых важных моментов праздника при дворе — церемония «чокко», то есть по-милански «полено». В ночь перед Рождеством это ”чокко”, рождественское полено, украшенное гирляндами из вечнозеленой хвои и фруктов, с величайшей торжественностью доставлялось в нетопленый центральный зал замка, тот самый, где потолок по приказу Галеаццо был обит кроваво-красным бархатом. По прибытии государей полено сбрасывали с пьедестала и отправляли в камин под радостные возгласы присутствующих. Полено предавали очистительному огню. Как только вспыхивал жертвенный огонь, начинался рождественский ужин. Было в обычае, чтобы рождественская трапеза продолжалась всю ночь напролет под аккомпанемент праздничной музыки, игр и танцев.
Точно таким образом праздновали Рождество в замке и 24 декабря 1476 года. Галеаццо прибыл в замок под звуки праздничных фанфар и радостные восклицания придворных. Подле герцога — его брат Филиппо и сестра Оттавиана. Другие брат и сестра Лудовико Сфорца — Мария и Асканио — находились в это самое время с визитом при дворе французского короля.
Полено, зажженное в ночь перед Рождеством, сгорело дотла только на второй день. Утром 26 декабря герцог, как обычно, готовился торжественно отбыть в церковь Святого Стефана. В залах замка уже собрались придворные, послы, весь герцогский Совет и приближенные дворяне. Утро было морозное. Придворные рассуждали вслух, стоит ли вообще тащиться к мессе через весь город в такой мороз, да еще верхом. Тогда уж лучше пройтись пешком.