Но, как и все праздники жизни, этот тоже длился недолго. Причиной тому — болезненный Джан Галеаццо, от имени которого управлял герцогством Лудовико. Вернее, даже не сам Джан Галеаццо, а его жена Изабелла Арагонская, внучка неаполитанского короля Фердинанда. Тщеславная Изабелла не собиралась довольствоваться ролью герцогини второго сорта и обратилась за помощью к своим неаполитанским родственникам.
Фердинанд прекрасно понимал, что было бы гораздо лучше оставить Джана Галеаццо в покое: пусть живет себе в своем павийском замке, окруженный кошками, собаками и дорогими побрякушками. Но отец Изабеллы Альфонсо, который и сам был обойден при дележе наследства, прислушивался к жалобам дочери. Изабелла была уверена, что по приказу Мавра ей и ее супругу потихоньку подсыпают в пищу яд. Скорее всего, ее обвинения были ложны, хотя надо признать, что Мавр был на такое вполне способен.
Лоренцо Великолепный постоянно пытался сглаживать трения между Миланом и Неаполем, справедливо полагая, что только добрососедские отношения между пятью могущественными городами-государствами являются единственной надежной гарантией итальянской независимости. Но наследник Лоренцо, Пьеро Медичи, увы, не пошел по стопам отца. Он недвусмысленно принял сторону Неаполя. Римский папа Александр VI тоже заигрывал с Альфонсо. Обострились отношения Милана и с Венецией. Опасаясь, как бы не оказаться в изоляции, Лудовико был принужден пойти по проторенному в течение столетий пути: призвал на помощь в борьбе с такими же, как он, итальянцами иностранное государство.
Самой сильной из приграничных стран в то время была Франция. Король Людовик XI завершил объединение Франции, сломив сопротивление многочисленных маркизов, графов и баронов. Смирившись с поражением, они благополучно заняли различные придворные и правительственные должности или пошли на военную службу. Французская армия стала лучшей во всей Европе, ее отличали особая храбрость солдат и полководцев, прекрасная оснащенность, строжайшая дисциплина. Людовик XI никогда не растрачивал сил своей армии на далекие походы в чужие страны. Он занимался только внутренними проблемами, сосредоточив все усилия и энергию на создании мощного и централизованного государства. Однако сын его Карл VIII, унаследовавший трон и отлаженную административно-военную машину, не перенял ни отцовский ум, ни его здравый смысл.
Учитывая недалекость и непомерные амбиции Карла VIII, Мавр постарался отвлечь от себя внимание Франции, предложив ей заманчивый Неаполь. Последний из анжуйских правителей Неаполя, Ренато, завещал все свои права, а вернее, свои притязания на Неаполь Людовику XI. Мавру было не трудно убедить Карла в том, что Неаполитанское королевство принадлежит французскому королю по праву наследования. К тому же Неаполь мог явиться прекрасной базой для организации крестовых походов в Святую Землю. Призывая в Италию захватчиков, коварный миланский герцог решал двойную задачу: обезопасить себя, свой троп, и подставить под удар соперника.
Однако было бы исторически неверно взваливать только на Лудовико Мавра всю полноту ответственности за дальнейшее катастрофическое развитие событий. В истории активно участвовали и другие итальянские города, вечно стремившиеся извлечь особую корысть из беды, в которую попадал сосед.
Флорентийскому послу, который уговаривал Мавра ни в коем случае не обращаться за помощью к королю Франции, отказаться от нее во имя Италии, герцог Миланский ответил: «О чем вы говорите, посол? Италия — что это такое?» И, по мнению посла, был прав, поскольку прежде всего заботился о себе самом. Быть может, и флорентийцам не мешало бы последовать «хорошему примеру»? Ведь, коль скоро Флоренция будет вынуждена оказать Карлу сопротивление, тот обязательно подвергнет гонениям флорентийских купцов во Франции. Папа римский тоже выжидал и старался не раздражать французского короля, чтобы не испытывать лишний раз судьбу.
Париж кишмя кишел выходцами из Италии, которые не оставляли короля, требуя совершить итальянский поход. В основном это были неаполитанцы, преданные анжуйской династии, и флорентийцы, во главе которых стоял Пьеро Каппони, мечтавший свергнуть ненавистных ему Медичи. В Париже объявился также кардинал делла Ровере, вынашивавший план занять престол римского первосвященника вместо папы Александра Борджа. Представители французской знати решительно противостояли парижским итальянцам. С одной стороны, они по традиции все еще полагали неприемлемыми военные авантюры за пределами Франции, с другой — вовсе не доверяли своему королю. Направление армии за границу, рассуждали они, сделает Францию беззащитной перед другими соседями — Германией и Испанией. Пусть даже военный поход в Италию обойдется малой кровью, все равно деньги на такое предприятие пойдут огромные. Не лучше ли следовать разумной политической традиции Франции и не лезть в чужие дела? Ведь именно эта политика, политика невмешательства, позволила Франции стать тем, чем она являлась в XV веке, — единым и мощным государством.