Выбрать главу

— Это самое прекрасное зрелище, которое когда-либо я имел удовольствие видеть на итальянской земле, — обрадованно воскликнул Карл, приветствуя великосветских дам, вышедших к нему навстречу. Шествие возглавляла Беатриче в белом торжественном одеянии, украшенном золотым шитьем, следом шла Бьянка, внебрачная дочь Лудовико и невеста Галеаццо Сансеверино.

Вид празднично одетых дам, которые выстроились перед ним, заставил даже Карла, человека злого и некрасивого, как-то встрепенуться. Он начал с Беатриче — облобызал ее, затем каждую из присутствовавших дам. Наконец настал черед музыкантов, ударивших по струнам. Полились нежные итальянские мелодии.

— Смею ли пригласить вас на танец, синьора? — спросил Карл галантно.

Беатриче в знак согласия наклонила голову, блеснула белизна ее открытой нежной шеи.

Танец, пожалуй, излишне утомил короля, пережившего в этот день чересчур много приятных впечатлений. Он даже слег в постель, где и пролежал две недели, пока Италия готовилась принять захватчика.

Королевский флот нанес поражение неаполитанцам в водах у Рапалло. Выздоровев, Карл прибыл в Виджевано. 14 октября он остановился в Павии, где ему пришлось пережить один из самых драматических моментов своего итальянского марш-броска.

Короля препроводили в затемненную комнату, куда едва доносился шум со стороны площади. Воздух пропитан едким запахом лекарств. На смятой постели лежит умирающий. Это все, что осталось от миланского герцога, несчастного Джана Галеаццо, которого свела в могилу желудочная лихорадка, измотавшая последние силы кровавой рвотой. Все старания его любящей жены оказались напрасными.

Вдруг, пока глаза Карла привыкали к темноте, он почувствовал, что в ногах у него шевелится какое-то существо, хватает, рвет дорогие шелковые чулки. Король долго не мог взять в толк, что происходит, кто это покрывает поцелуями его ноги. Он чувствовал только, как от какого-то острого сладковатого запаха стало пощипывать в ноздрях.

— Синьор, умоляю, не причини вреда моим близким! — Изабелла Арагонская, не боясь унижения, валялась у него в ногах. — Не разрушай Неаполь, не погуби мою семью. Как разжалобить тебя? Нет, ты не станешь уничтожать, вырубать под корень арагонский дом! Ведь правда? Скажи мне! Умоляю!

Карл был потрясен до слез. Он что-то смущенно пролепетал в ответ. Длинный нос его покраснел еще больше, руками он пытался оторвать от своих чулок цепкие пальцы герцогини.

— Синьора, встань, прошу тебя, не унижайся. Господи, если б можно было повернуть время вспять, Бог тому свидетель, я отказался бы от похода на Неаполь. Однако теперь что делать… Союзники, армия, военачальники, слава. Обратного хода нет. Клянусь, что никто не тронет твоих родственников. Сам знаю, сколь переменчивы человеческие судьбы. Достаточно только посмотреть на твоего мужа, вот прямо здесь, на этой постели, чтобы понять всю глубину человеческой трагедии. Обещаю тебе, синьора, позаботиться о сыне твоем, маленьком герцоге. Постараюсь, чтобы в обновленной Италии у него было достойное место.

Откуда-то из угла послышался сдавленный, словно замогильный, голос:

— Сын мой… Франческо… — стенал Джан Галеаццо. — Сир, я умираю… вручаю тебе несчастного сына моего…

Карл наконец разглядел мальчика, который прятался за материнские юбки. Изабелла старалась приласкать его, успокоить, гладила виски, целовала в лоб.

— Тебе нечего опасаться, — склонился Карл над умирающим. — Твой сын для меня теперь как родной. Я позабочусь о нем. Он будет синьором Милана. Будет синьором Италии… Слово французского короля!

Джан Галеаццо съежился от боли в самом темном углу комнаты. Глаза его лихорадочно блестели. Но в сердце забрезжила неожиданная надежда — его сын отныне в надежных руках, будущему герцогу Милана теперь нечего бояться.

Джан Галеаццо умирал долго, в течение нескольких лет. Острые боли в брюшной полости не давали ему забыться. По мнению медиков, соблюдение строжайшей диеты могло его спасти. Однако Джан Галеаццо нарочно пренебрегал советами докторов.

— Ты же убьешь себя! — предупреждал его Лудовико, и в его голосе звучала, быть может, вполне искренняя нотка сожаления.

Джан Галеаццо был растроган вниманием дяди, но настаивал на том, чтобы по-прежнему бывать на охоте, по завершении которой всегда устраивался веселый ужин на приволье — смертельный для него яд. Он нехотя принимал кое-какие порошки из ревеня. Но болезнь не отступала. Джан Галеаццо не мог отказать себе в удовольствии прогуляться верхом. Но всякий раз, оказавшись в седле, он испытывал во рту странную сухость, в желудке словно вспыхивало адское пламя, руки непроизвольно хватались за живот, он был не в силах удержать поводья.